Павел Шеремет

Интервью ЦЫГАНКОВА с Павлом ШЕРЕМЕТОМ

Цыганков: Как вы попали в журналистику? Читаю биографию: «Работал в отделе валютных операций одного из банков, потом — консультантом экономических программ БТ». И вдруг в 1994-м — автор и ведущий еженедельной аналитической программы «Проспект» на Белорусском телевидении. «Его величество случай» или было целенаправленное желание идти в эту профессию?

«Друзья считали, что отказываться от работы во «Белвнешэкономбанке» может только невменяемый человек»

Шеремет: В моей жизни очень много определял случай и, может быть, провидение. Однако так получалось, что к каждому из этих шансов я внутренне был готов. Так вышло и с моим переходом из банковского дела в журналистику.

Мои друзья, одногруппники — сейчас банкиры, чиновники, занимающие большие посты, или крупные бизнесмены — считали, что я сумасшедший. Что отказываться от работы в «Белвнешэкономбанке» в 1993 — 1994 году может только невменяемый человек. Но я всегда исповедовал принцип: делать то, что нравится.

Цыганков: Позже вас упрекали, что аналитическая программа «Проспект», которую вы вели и которая довольно быстро стала, пожалуй, лучшей общественно-политической программой на БТ, не была оппозиционной по отношению к Лукашенко, что передача занимала, как бы мягче сказать, «взвешенную» позицию.

Шеремет: Если бы она вышла за год до президентских выборов, то Заметалин нас бы быстро растоптал и уничтожил. Но «Проспект» появился за две недели до выборов президента. За нами, конечно, очень внимательно следили, но после первого тура стало понятно, что Кебич проигрывает, поэтому власти было уже не до нас.

Вообще я всегда выступаю против оппозиционности прессы. Потому что оппозиционность — это партийность. Пресса должна быть независимой, но не оппозиционной. Поэтому мы старались дать высказаться всем. Наша программа была первой, где большие интервью давал Зенон Пазняк. Сейчас Пазняк иногда пишет про меня гадости, но именно я был первым, кто на БТ брал у него большие интервью. Вообще первые месяцы правления Лукашенко у многих были иллюзии. Тогда его окружали нормальные люди — Гончар, Синицин, Булахов, Федута активно заигрывал с прессой. Но очень быстро стало ясно, с кем мы имеем дело. Программа просуществовала при Лукашенко-президенте, может быть, месяцев семь, и была закрыта решением властей.

Я и сейчас придерживаюсь этого правила — мы даем слово всем. Как только сайт «Белорусский партизан» ни обзывали — и что мы пророссийские, и что мы прозападные, и что мы против Милинкевича, и что мы за коммунистов. Но фактически мы чуть ли не единственные, кто пишет обо всех и дает слово всем.

«Тогда было время молодых, тогда, по большому счету, все были выскочками»

Цыганков: В 1996 году вы становитесь редактором «Белорусской деловой газеты» — тогда одного из самых влиятельных независимых изданий. В 25 лет. Годом ранее вы и я получили из рук Василя Быкова премию имени Алеся Адамовича — я за газетную публицистику, вы за тележурналистику. Веселое было время, когда 25-летние становятся лауреатами премий и редакторами. Можно сказать, что это — «золотое время»?

Шеремет: Безусловно, 1994 — 1995 — расцвет белорусской журналистики. Кстати, редактором БДГ я тоже стал абсолютно случайно. Когда ушел с телевидения, мы создали небольшое информационное агентство и приносили свои материалы в БДГ. А потом внутри редакции произошел конфликт, весь коллектив ушел, создав новую «Белорусскую газету». И владелец БДГ Петр Марцев предложил мне стать главным редактором. Поскольку я не был человеком из журналистской тусовки и журналистов знал плохо, то это было очень непростое для меня время.

Цыганков: Вы не встречались с отношением к себе как выскочке? 25 лет — и редактор серьезной газеты…

Шеремет: Я до сих пор встречаю к себе такое отношение. Но то — время молодых, тогда, по большому счету, все были выскочками. Просто кто-то доказал, что он был не случайным, а кто-то исчез.

«Тюрьма ничего хорошего человеку не дает, тюрьма ничего в человеке не воспитывает»

Цыганков: Далее вы стали корреспондентом ОРТ в Беларуси и в июле 1997 года, во время съемки репортажа о ситуации на белорусско-литовской границе, арестованы по обвинению в незаконном пересечении государственной границы. Три месяца тюрьмы. Банальный вопрос — что они дали, чему научили? Как это видится через 13 лет?

Шеремет: Из-за того, что позже был похищен Дмитрий Завадский, вся эта история для меня остается очень болезненной и острой. Я настраиваю себя, что не имею права про это забыть и должен приложить максимум сил, чтобы виновные получили по заслугам. Я буквально тереблю эти раны, и это не пустой звук — никто не забыт, ничто не забыто.

Что же касается моей локальной тюремной истории — тюрьма ничего хорошего человеку не дает, тюрьма ничего в человеке не воспитывает. После гродненской истории 1997-го меня еще дважды арестовывали, и один раз довольно жестко — со спецназом, избиением и так далее. Тюрьма дала мне только уверенность в своих силах, я теперь понимаю, что значит идти до конца.

Цыганков: Наверно, пика своей известности вы достигли, когда в июле 1999 года стали ведущим аналитической программы «Время» на ОРТ. Программа «Время» — можно сказать, главное лицо в телевизоре. Но сами вы оценили эту работу как «негативный профессиональный опыт». «Мне очень стыдно за то, что происходило во время парламентских и президентских выборов» — это ваша цитата. За две недели до президентских выборов вы покидаете программу в связи с конфликтной ситуацией, сложившейся в отношениях с руководством. Что там случилось, насколько это было неизбежно? Можно было прогнуться и работать дальше?

Шеремет: Такой выбор у человека всегда есть. Всегда можно прогнуться. Более того, наблюдая за тем, что теперь происходит на российском телевидении, я с улыбкой вспоминаю те свои переживания. То, что сейчас там происходит, — это вообще за гранью добра и зла. Это уже очень близко к Белорусскому телевидению.

Я до сих пор считаю: поступил правильно, уйдя из программы «Время». Репутация в нашей профессии очень много значит. Деньги, что тебе платят за предательство своих принципов, — не стоят твоих внутренних переживаний. Я абсолютно убежден: надо жить в гармонии с самим собой, и сейчас поступил бы так же, как тогда. Я встречаюсь с коллегами, которые остались работать на Первом канале — на них временами жалко смотреть. Они умные люди, понимают, чем их заставляют заниматься — и это их угнетает. Там остались мои друзья, с которыми я многое пережил, с которыми бывал в разных опасных ситуациях и тяжело переживал разрыв с ними.

«Москва — город не для жизни»

Цыганков: Как вам московская жизнь? Минск, Прага, Мюнхен, Варшава — города с одинаковым, довольно спокойным темпом жизни. Москва иная. Как быстро вы привыкли к московским правилам — к скоростям, к нравам, к битвам за выживание? Вы теперь уже это воспринимаете как должное или каждый раз это напрягает?

Шеремет: Я два года привыкал к жизни в Москве. Эмиграция — очень нелегкое испытание, даже несмотря на то, что я приехал в город, где было много друзей, где не было языкового барьера, где сразу получил хорошую работу и зарплату. Тем не менее, два года не мог привыкнуть и могу подтвердить правильность поговорки: где родился, там и пригодился.

Москва — это, конечно, город не для жизни. Это город для карьеры, для зарабатывания денег. Таких городов несколько. Я, например, довольно долго однажды был в Нью-Йорке, и Нью-Йорк меня вымотал еще больше.

Когда я приезжаю в Минск… мало машин, людей, нет мусора, никто никуда не спешит — мне хватает двух-трех дней, и я начинаю тосковать по нормальному ритму и нормальной работе.

Привыкнуть к каким-то вещам в Москве невозможно, например, к пробкам, когда ты два часа в день проводишь в машине по дороге на работу и столько же по дороге домой. Сказать, что москвичи более жестокие, чем другие, я не могу. У меня были истории, когда москвичи делали для меня все, что могли, и отдавали последнее, а минчане вели себя, как трусы и предатели. Среда не меняет человека, она корректирует только его бытовые привычки.

«В Москве на меня многие с недоумением смотрят как на агента белорусского влияния»

Цыганков: Слышал, вы жаловались, что в Москве вас считают белорусским националистом, а в Минске — омоскалившимся. Как вам живется в таком положении?

Шеремет: Это правда. Я свой среди чужих и чужой среди своих. Это проявляется даже на уровне каких-то проектов. Люди из Беларуси встречаются с западными политиками, послами, получают какую-то помощь. А я со своим «Белорусским партизаном» часто выпадаю, поскольку формально — не белорус.

В Москве на меня многие с недоумением смотрят как на агента белорусского влияния. Раньше был очень популярным тезис, что все, кто против Лукашенко, это агенты Запада. Слава Богу, сейчас нет, потому что и агенты Кремля уже против Лукашенко.

А когда я приезжаю в Минск, на меня смотрят как на москаля. «Товарищи по борьбе» пишут грязные пасквили. Почему-то считается, что белорус, который уехал в Москву, — предатель, а белорус, который уехал в Прагу или Варшаву и получил польский паспорт, — защитник белорусских интересов.

«Умирать надеюсь приехать в Беларусь»

Цыганков: Вы в соавторстве со Светланой Калинкиной написали книгу «Случайный президент». И сейчас ее так бы назвали?

Шеремет: Я настаивал на названии «Случайный президент» и до сих пор убежден, что оно наиболее точное.

Цыганков: Вы считаете, что после ухода Лукашенко в стране все быстро поменяется? То есть все то, что позволяет Лукашенко править Беларусью столько лет, — оно исчезнет? Люди исчезнут, которые за него голосуют?

Шеремет: Конечно, нет. Я не верю в быстрые перемены в белорусском обществе. Не только Лукашенко мешает белорусам «людзьмі звацца», не только Лукашенко причина того, что у белорусов размыто национальное самосознание. Я думаю, еще долгие годы уйдут на то, чтобы Беларусь по-настоящему стала полноценным белорусским государством, а не территорией, заселенной белорусами. Однако я убежден, что смена власти кардинально необходима для будущего страны.

Цыганков: Вы собираетесь возвращаться в Беларусь, когда исчезнут те внешние причины, которые сегодня вам не позволяют возвратиться?

Шеремет: Очень не люблю сослагательного наклонения, но однозначно могу ответить: умирать надеюсь приехать в Беларусь. Это моя родина, там мои корни, родители, друзья. Я иногда пытаюсь забыть про Лукашенко, про белорусскую оппозицию, даже про «Белорусский партизан», не хочу всем этим заниматься — но каждый раз что-то случается, и Беларусь не отпускает. Никуда Беларусь из моей души не исчезла.

Свободные новости плюс