Речь чиновника - это неустанная борьба за стабильность мироздания и за собственное повышение в профессиональной иерархии общества

Как известно, язык - это мускульный орган хордовых животных, обладающий высокой степенью подвижности, располагающийся в ротовой полости и предназначенный для проталкивания пищевого комка в пищевод.

Так же известно, что чиновники зачастую владеют мускульным органом гораздо лучше, чем языком. Речь бюрократа всегда высмеивают, и эти злые насмешки отвлекают от проникновения через язык бюрократа не только в его пищевод, но и в сознание. Применив же не насмешки, а психолингвистический анализ, можно многое понять о чиновнике.

ДЕЙСТВИЕ КАК ФАКТ БЫТИЯ

Нормальные люди для обозначения действия используют глаголы. Чиновники используют субстантивацию - то есть такое обозначение действия, которое тяготеет к именным формам, прежде всего к именам существительным. Отсюда же обилие причастных оборотов, создающих предложения невообразимой сложности.

Безглагольность и «именитость» речи чиновников нередко приводит также к многоярусному наслоению падежей (у филологов этот феномен обычно диагностируется фразой «сало свиньи хозяйки хаты»). Пять или шесть падежей подряд - кошмар для редактора, для чиновника - норма речи.

Почему это происходит? Почему имя важнее глагола, даже если необходимо обозначить действие?

Субстантивация превращает действие в состояние или процесс. «Рассмотрение» вместо «рассмотреть». «Функционирование» вместо «функционировать». «Отставание», «снижение», «проведение» и т.д. Апофеоз: в моей коллекции есть фрагмент из повестки заседания одного регионального парламента: «Рассмотрение вопроса о переводе населения Зимовниковского района на пищеприготовление газом». То ли кадавр, то ли шедевр.

Не могу не вспомнить по этому поводу замечательную находку американского компаративиста Э.Сепира, который откопал в грамматике индейцев нутка немыслимый для европейского мышления способ обозначения действия. Ситуацию, в которой европеец скажет «камень падает» (у Сепира: «The stone falls»), индеец нутка опишет так: «падение камнит» или «это камнит вниз» («It stones down»). Динамика объекта полностью воспринимается как факт состояния, а сам объект не действует, а является признаком, материей состояния. Идея предикативности вывернута наизнанку.

Этот пример излюблен философами, поскольку вскрывает другое мировосприятие аборигенов: индейцев нутка даже на грамматическом уровне интересует состояние объектов, а не действие. В их грамматике не вещь действует, а действие «вещит».

Интерпретация этого онтологического полагания может быть такой: у них нет действия вне бытия, у них действия сами по себе бытийны, субстантивны.

Впрочем, тот факт, что бюрократы - это индейцы, известен давно. Отсюда же их (бюрократов) ритуальность, ценность «сохранения лица», вера в тотемы клана. Кстати, главный тотем самых больших племенных групп североамериканских индейцев... нет, пока еще не Путин. Но медведь.

«Онтологическое» самосознание вместо «деятельностного» создает для бюрократа мировоззренческий фундамент государственности. Мегалитическая монолитность бытия: ничего не делается, но все существует. В результате «делание» усечено даже на грамматическом уровне: субъектность и действие не важны, важны процессы и состояния. Действие сразу воплощается в виде записи на скрижалях бытия. Или, как недавно было сказано, отливается в граните. Так что не надо насмешек. Это другой мир и другое мировосприятие.

ЗАКРЫТАЯ КАСТА

Управляет тот, кто задает нормы. Однако на разных уровнях управления нормозадающая функция проявляется по-разному.

Так, верховный правитель, достигнув признания иерархического, нередко дерзает замахнуться на лавры художественного творца. Ибо, творя, художник соперничает с Богом. Это достойный правителя уровень самореализации - создавать мир. Ярчайший, хотя и неоднозначный пример такого правителя - Нерон, любивший состязаться с поэтами.

Согласно одной из легенд, даже поджог Рима был организован ради вдохновения императора: он любовался заревом, декламируя поэму собственного сочинения.

Правитель легко добьется признания, применяя власть. А вот добиться признания, творя, - задача сложная и тем более соблазнительная. Ведь поэт выше правителя. Именно поэтому многие состоявшиеся властители стремились к творческой самореализации. Вот и увлечение президента Медведева фотографией недавно получило высокое признание: президентский фотоснимок Тобольска с высоты вертолетного полета был продан на благотворительном аукционе за 51 миллион рублей. Сильный ход в состязании с поэтами: поэты на аукционе столько не выручат.

Но сотворение художественного мира - это прерогатива верховных правителей, соперничающих с художниками, соперничающими с Богом. Чиновники рангом пониже на сотворение мира претендовать не могут: не по чину. Однако вот создавать и претворять нормы, по которым мир должен жить, - их прямая обязанность. В нормотворчестве бюрократы соперничают уже не с поэтами, а совсем наоборот - с юристами. Поэтому симуляция юридического языка для чиновников - профессиональная необходимость.

Юристу важна точность, поэтому факт или явление описываются с максимальным охватом нюансов, отсылок и обоснований. Предложения обязательно получаются сложными. Конечно, если бы после задачи детализации стояла задача упрощенного изложения, то тексты законов можно было бы отредактировать. Порезать сложные предложения на простые куски, заменить наслоение однородных членов предикативными конструкциями и т.п. - сделать тексты удобочитаемым.

Но, во-первых, упрощение ради восприятия иногда, действительно, пренебрегает нюансами, что для юриста недопустимо. А во-вторых, ни один юрист ни за что даже и не согласится упрощать свой текст. Потому что чем сложнее текст, тем больше необходимость его толкования. Тем больше работы у корпорации юристов.

Эта кастовая закрытость поддерживает потребность общества в юристах: юрист нужен не только для написания, но и для прочтения (толкования, применения) закона. Вот почему их язык обособлен. Нечто похожее мы наблюдаем в случае с врачами: их каракули на рецептах или в истории болезни не только и даже совсем не плод небрежности, а специальная шифровальная методика. Больному читать рецепт или диагноз незачем. Нечего лезть. Так и юридический язык - это не просто детализация действительности, но и шифр, обеспечивающий корпорацию заработком.

НА ПОВЫШЕНИЕ

Но вернемся к чиновникам. Даже те чиновники, которые не имеют юридического образования, все равно стремятся воспроизводить язык юристов. Симуляция юридического языка в чиновных текстах иногда выглядит, как пародия, и они нередко сами это чувствуют. Потуги какого-нибудь районного главы выразить мысль «по-умному» часто вызывают сострадание. Ему куда было бы легче изъясниться по-простецки, как в узком кругу. Но - нельзя. Он задает нормы, совсем как юрист. Это ведь хорошо. Значит, он старается быть выше, чище. Пусть старается. Косноязычие в таких случаях - это свидетельство духовных притязаний, внутреннего интеллектуального напряжения и эстетической борьбы рассудка с натурой. Не было бы притязаний - говорил бы гладко. Но нецензурно.

Используя юридический стиль изложения, бюрократ работает на повышение собственного статуса. Призванный претворять нормы в жизнь, он, как умеет, использует аппарат профессиональных нормотворцев. Стремление к «высоте слога» бывает натужным, но разве оно само по себе плохо?

Разве плохо, например, что чиновники и депутаты заимствовали и активно используют такой термин литературоведения, как «новелла»? И ничего, что новелла - это акцентированный на происшествии рассказ. Чиновники используют это слово в значении «новшество». «Новелла» - звучит куда как престижнее, интеллектуальнее, что ли, чем «новшество». И это совсем уже, как настоящий высокий штиль. Кстати, многие чиновники искренне считают, что и в этом случае говорят, как юристы, полагая, что «новелла» - это юридический термин, означающий нововведение в законодательстве. И даже не подозревают своего литературоведческого уклона. Ну, запутались между юристами и литераторами - не так уж и постыдно. Уж лучше, чем между коррупционерами и бандитами. Пусть лучше в речи бюрократов проскакивают «новеллы», чем «откаты» и «крышевать».

Полипредметность чиновника отражается и в его заимствованиях. Из экспертной лексики утащили слово «панель», из журналистской - «формат». У юристов позаимствовали всю стилистику. Ну и хорошо! Надо всемерно приветствовать.

В стереотипах массового сознания бюрократический язык воспринимается некачественной разновидностью русского языка. Но это не совсем так. С точки зрения грамматики, язык бюрократа обладает особой синтактикой бытия, отражающей глубокие ментальные установки этого племени. С точки зрения лексики и стилистики, язык бюрократов - это их бесконечная борьба за повышения личного и корпоративного статуса до уровня подспудно признаваемых ими «настоящих» профессий.

Андрей Мирошниченко

slon.ru