Мне было всегда грустно и неприятно, когда меня укладывали спать. Я оставался один, наедине сам с собой, с моими не по-детски горькими мыслями. Мой взгляд скользил по коричневой круглой балке, висевшей вдоль стены и другим концом прятавшейся где-то в черной дыре над русской печкой. Балка была старой и потрескавшейся, как сам дом, но блестела загадочным цветом красного дерева, так как была отполирована шершавыми крестьянскими руками моих дорогих стариков — бабы и деда за многие десятилетия их совместной жизни. На этом длинном шесте круглый год сушились лекарственные травы, грибы, какие-то корешки и прочая полезная зелень…

Волнами набегала дрема, но я каждый раз старался отодвинуть подальше страшный сон, чтобы опять не вызвать это тревожившее меня видение…

Грузовик с огромной будкой… на фоне черного распахнутого зева мой папа в белой в синюю полоску рубашке, в руках сетка, второпях набитая дрожащими мамиными руками и… взгляд, взгляд, который я вижу до сих пор — безумные вытаращенные глаза, а в них немая мольба… к нам, к Нему:

— Спаси хоть их! Люблю Вас уже навеки! Прощайте!

Предыстория этой трагедии страшна и нелепа, она вся пропитана ярой и слепой ненавистью ко всему живому теряющего свою инквизиторскую власть вооруженного до зубов отряда партии — чистейших и хладнокровнейших убийц железного Феликса! Эти гомункулы [1], взращенные на кровавых полях классовых сражений, никогда не выносили дневного света, все их делишки стряпались по ночам, когда нормальные люди спят, а миром правят чудовища и тьма…

Начало 50-ых. Тяжелые годы восстановления, каторжный труд миллионов и захлебывающиеся слюной черные радиотарелки в приветственном порыве Ему, Отцу народов, Вдохновителю и Организатору всех наших Побед!

В этом оре особо выделялся тенорок с сильным грузинским акцентом. Этот подонок из подонков в круглых стеклышках уже был близок к трону. Осталось чуть-чуть…и?! Только бы сварганить пару громких дел, лучше о заговоре против Него.

На фоне мирного строительства вдруг вспышка, выстрел из ночи, из-за угла… в Бога! Это впечатляет, остается в памяти, да и пищу дает — одному для мести, другому для карьеры!

Так, или почти так думал Лаврентий [2]: «Оттолкнуть других, закрепиться покрепче рядом, пусть и чужой невинной кровью. Напугать его! Ну, а с конкретикой будет в порядке. Добудем всё, что понадобится для тайного сценария. Только бы повод хороший, остренький какой-нибудь! В дворце же сижу? И интриги дворцовые должны быть! Нету, так придумаем!»

Кто-то, видимо, до сих пор мыслит, что там, наверху особые существа? И интеллект у них особый и культура намного выше! Ошибаетесь! Только оболочка, надеваемая, когда вниз к людям спускаться надо. А так, как свиньи — хрюканье, грязь кругом, сам в дерьме и другого туда со сладострастием толкает! Деньги — власть, власть — деньги! Заложить, подложить, забежать вперед, угадать быстрей, подешевле купить, подороже продать, кто поперек — уничтожить!!! Вот основа для лексического минимума правящего меньшинства! Не ленись, составляй дальше!

— • —

Дежурный областного МГБ задвинул шторы на высоких стрельчатых окнах, закрыл дверь в холл, где за стойкой вахты подремывал сержант. Выключил верхний свет и, с хрустом потянувшись, устроился на старом кожаном диване. Настенные трофейные часы отбили половину первого ночи. На календаре было уже 4-го ноября 1952 года. День выдался напряженным, даже пообедать толком не успел. Приближалась годовщина Великого Октября, 35 лет Красной дате. Дежурному не спалось, годы давали себя знать. Бессонные ночи тридцатых, затем война в тылу врага. После, сплошные разоблачения немецкой агентуры, пособников, уничтожение банд — устал, смертельно устал от этой постоянной борьбы. Уже перейдя в дежурку, когда не приходил сон, иногда появлялись мысли — а с кем же мы боролись здесь, у себя? С немцами и их последышами? Понятно! А со своими?

Дядю и племянника своих не смог уберечь. А как любимая тетка кричала, стоя на коленях, как просила? До сих пор это в голове… Почему так жестоко? За два слова пять лет! А кто, сомневаясь, несколько слов сочинил? Того к стене. Потом самих же так прочесали, что из старых во всей Управе человек десять осталось! Следы заметали. Крупная рыба отдавала мелочь, чтоб самой уцелеть! Лучше об этом не задумываться. Учился же на врача, мог и дальше так. Людей бы не мучил, а лечил. Хотя разница в нынешние времена небольшая. Здесь под наркозом идеологии, там — закись азота [3].

Поставил чайник на электроплитку. Опять сел за стол. Закрыл пустой журнал учета происшествий. Под ним лежала забытая им ориентировка Центра с красным заголовком — «Сов. секретно, шифртелеграмма. От оперуполномоченных, обслуживающих открытые районы [4], до начальников республиканских, краевых и областных аппаратов МГБ СССР.

Срочно, до 5-го ноября 1951 года передать во все аппараты.

В связи с 35-ой годовщиной Великой Октябрьской революции, а также, выполняя указания нашего вождя, отца процветающих народов всей свободной страны Советов, генералиссимуса тов. И.В. Сталина по дальнейшему разоблачению врагов победоносного СССР, как внутри, так и снаружи социалистической державы, приказываю:

— утроить чекистско-классовую бдительность;

— направить все силы и средства на выявление, пресечение и уничтожение вражеских элементов, как внутри, так и за пределами могучей Родины;

— обратить особое внимание на выявление попыток организации центрального [5]

террора и со всей беспощадностью подавлять подобные замыслы…

— усилить…

— активизировать…

— уплотнить…

— организовать…

— внедрить…

— заострить…

— доложить…»

Строчки начали путаться, мысли сбивались сами по себе в овечьи кучки.. и … …стадо, направляемое твердой рукой горского чабана…

Дежурный вздрогнул, прислушался — тихо, только часы мерно тикали, отсчитывая бегущее вперед и вперед неподвластное никому время…

Закись азота — N2O, средство для общего наркоза, «веселящий газ».

Открытые районы — где не было постоянно закрепленного опера НКВД.

Центральный террор — уничтожение советского руководства. В те годы предлог для кровавой расправы с людьми, сомневавшимися в гении Сталина и его слуг.

Вздохнув, поднял трубку аппарата «ВЧ» [6] и начал передавать по очереди во все 27 райотделов и отделений области эту галиматью.

— Алло, дежурный? Это из Управления, запишите шифровку из Центра.

— А это ты, Володя?

— Я, пока ещё я. А сам не на пенсии, Семен?

— Осталось мало, к лету уйду. Устал от всего, замаливать надо. Давай свою бл… шифровку.

— Ладно, по проводам особо не кричи…

— Алло? Это из Управления, шифровку запишите.

— Слушаю вас, лейтенант Слюньков.

— Новый значит? Смена? Как фамилия, говоришь?

— Лейтенант Слюньков я.

— Да…времена пошли. Фамилии как ругательства…

— Что вы сказали, не расслышал?

— Записывай, записывай, я много чего уже могу сказать, а ты пиши.

— Алло? Это из…

Вдруг зазвенел городской телефон. Странно, в такое время? Поднял трубку:

— Если вам дорога безопасность нашей Родины и её вождя Иосифа Висса…

— Дежурный Управления МГБ слушает. Пожалуйста, что вы хотите нам сообщить?

В трубке напряженно звенел, как бы собираясь вот-вот сорваться, женский голос:

— Вы должны немедленно стать грудью на защиту Отечества…

— Мы уже там стоим. Пожалуйста, по сути.

— Я эту суть хорошо знаю, хотя звоню вам первый раз. Здесь из окна на крыше азбукой Морзе передают шпионскую информацию на самолет.

— Может быть, но откуда вы знаете, что именно шпионскую…

— Вы со мной так не шутите. Я работала в годы войны на станции метро

«Комсомольская», в правительственном бункере, профессиональная телеграфистка 1-го класса. Как шифруются и как передаются сигналы знаю лучше многих и сама…

Вначале подумал больная на голову, но в беседу вводились всё новые и новые аргументы:

— Не думайте, что я умалишенная. Наблюдение за этим обьектом веду уже месяц, начала в октябре. Кроме того, я знакома лично была два дня с тов. Сталиным, так что шутки со мной плохи. Вы обязаны сейчас приехать, так как передача вот-вот начнется!

Она назвала адрес и попросила подьехать только со стороны двора, но не от парка, чтобы не спугнуть.

— Чем черт не шутит? — подумал, одеваясь дежурный. Взял кобуру с пистолетом и вызвал в дежурку сменного помощника, уютно дремавшего в своем кабинете на жестких стульях.

Оперативная «Победа» минут за двадцать домчалась до окраины большого  города. Поднялись на пятый этаж. В проеме открытой двери его ждала симпатичная женщина лет тридцати. Густая шапка совершенно седых волос никак не вязалась с хорошенькой фигурой и молодым лицом:

— Быстро, прошу на балкон. Смотрите в мой бинокль. Там за рекой и парком, на высотке дома Калининского района. Вот тот самый левый, на крышу, на слуховое окно! Сейчас два, через минуту начнет.

В окуляр сильного бинокля вплыл пятиэтажный дом, стоявший поодаль от других. Нацелившись на крышу, увидел отчетливые световые сигналы, передающиеся азбукой Морзе — точка, точка, два тире, тире, точка, затем опять — точка, точка, два тире… Похоже, что кто-то из слухового чердачного окна сильным фонарем передавал в темноту какую-то информацию.

— Вот чертовщина? Первый раз за 36 лет службы такое вижу! — от волнения даже вспотела спина, — если разоблачу, то и орден не помешает к пенсии, — сладко

подумалось дежурному.

— Увидели? Что я вам говорила? — глаза женщины ярко светились, как у кота, обнаружившего в темноте жирную мышь, — это он, вражеский десантник или лазутчик, подающий сигналу своему шпионскому самолету.

— А где сам самолет?

— Сейчас, сейчас, — с каким-то злорадством прошипела наблюдательная телеграфистка.

В небе действительно раздался далекий воркующий рокот моторов. Да,

здесь не до шуток! На фоне ночного неба появился еле видимый черный крестик, летящий довольно высоко. Сигналы продолжались. Теперь различить азбуку Морзе было невозможно, сплошные синкопы [7] и непонятное чередование световых знаков. Определенно шифр. Вдруг самолет резко изменил курс и под углом в 35–40 градусов от старого повернул налево, на юг. Да…аа, заворачивается круто! Окошко помигало ещё полминуты и погасло. Всё провалилось в черноту.

Бдительная дама торжествовала:

— Это моя чекистская работа! Я уже не у дел, но считаю себя ещё в строю!

Мой долг помогать вам! Только не спугните! Знаю, молодые хлопцы, чик-чик, поспешите и птичка улетит. Я вам всю свою писанину отдам. Пробовала даже

расшифровать, но не всё получилось. Ваши справятся. Может чайку или покрепче? Если хотите посидеть, то не стесняйтесь, можно до утра, а утром встанем, я вас накормлю и вы поедете докладывать о жареной рыбке! Аа…ааа, ха…ха…ха! Идет?

— Да вы что? Т.е. я бы с удовольствием, но служба, вы же сами понимаете?

Адрес я ваш знаю. Приеду непременно для уточнений, так что не скучайте.

— Меня же сам Сталин знал и близко знал. Ах какой человек, божественный!

Этой же ночью была собрана оперативная группа и генерал с красными, то ли от сна, то ли от спиртного, глазами, четко поставил задачу:

— Найти, разоблачить и уничтожить! Раздавить как контрреволюционную гадину! Все за работу! Я остаюсь в кабинете, доложить завтра после обеда. Генерал встал и, дождавшись пока все вышли, направился в комнату отдыха досыпать. Две ночи подряд с необьезженной секретаршей давали себя знать. Организм требовал паузы.

Чекистская машина отдыха не знала. Всё было годами четко отлажено. Выставили два поста наблюдения. За окном с киносьемкой, и без оной за заявительницей, так на всякий случай. Через многочисленную агентуру, в том числе и на наблюдаемом обьекте, собрали характеризующие данные на всех 245 жильцов. Подозрения никто не вызвал. Родственников за границей ни у кого больше не было (у кого были, тех почистили на гильотине 30-ых). Контактов с врагами народа или пособниками империализма также ни у кого (враги с пособниками, равно, как и их связи из числа советского народа, уничтожены и в спешке неглубоко закопаны). Подозрительно настороженных к будущим результатам совстроительства не выявили (все громко и проникновенно, даже на своих кухнях, кричали: «Слава Сталину и его лучшему ученику Берия! Раздавим гидру империализма ещё несколько раз! Обнаружим и уничтожим всех, кто нас не захочет понимать!» Ещё раз и ещё раз прошерстили всех, даже малолетних по всем учетам, всем архивам, активным делам. Ничего! Катастрофа! Генерал уже доложил в республику, республика в Москву, Москва — Самому!!!

— • —

Уставший от похвал и радиоперечня собственных заслуг, генералиссимус [8] вяло слушал Лаврентия и когда тот, заканчивая доклад, торжественно сообщил о проверяемом сигнале по шпионажу и центральному террору, отец всех стран и народов попыхтел трубкой, скосил свои рысьи глаза на менгрела и весело сказал: «Слюшай, кацо [9], ты мне пудру в мозги не засыпай, ха…ха…хаааа! Сделай что-нибудь красивое из этого шпиона-многостаночника. Старею я, шен генацвале [10], острое кушать не могу. Всё сациви [11] да мчады [12]. Врачи-евреи говорят — на манку этого грузина перевести нужно. Я их на другое перекручу скоро! Надоели они, умные, видишь, очень.

Сваргань хорошее острое блюдо из этого террориста! Думаешь я не понимаю, что это туфта — из окна по самолету фонариком, а потом по Сталину из рогатки! Срань это, ваши чекисты! Только и умеют, что жопу мне лизать, а потом наперегонки своих же расстреливать!!! Почти полстраны из-за своего тупого раболепия выкосили! Где же вы столько врагов нашли?

Я тебе конкретные фамилии даю, а ты армии и области тайком в леса закапываешь? Да, говорят, неглубоко и свидетели остаются? Смотри, пора уже вас опять чистить! А то меня не будет, скажешь приказы Сталина, как солдат, выполнял. А кровавого энтузиазма у вас больше, чем моих приказов! Не волнуйся, ты ещё останешься. Мне злые гении нужны!»

Берия вспотел от беспредельной ненависти к этому прыщавому подонку (сам он себя таким не считал!) и до боли сжал свои беленькие холеные кулачки.

— Сделай, Лаврентий, мне что-нибудь остренькое, старый организм уже просит. Только, чтоб никого не осталось. Понимаешь? Это главнейшее условие построения социализма на заданном мной этапе! Усиль этот ваш сигнал, придай ему хоровое звучание. Помнишь, как старые грузины пели — …долго я томи..и…ился и страдал, где же ты моя, Сулико? Пару корреспондентов Запада пригласи и наших овечек от прессы побольше. Напишут то, что нам надо, потом сам решай что с ними, меня не впутывай!

Да, чуть не забыл. Окраску придай посочнее, мол на Солнце…

— Какое солнце, Иосиф? Что ты уже заговариваться начал?

— Балда ты! На меня покушение! Солнцем я уже давно для этой срани стал! Выше нету! Хотя… Сделай, дорогой! Потом «Хванчкары» [13] выпьем с девочками из Большого [14], на столе потанцуют чуть! Ну, иди, устал я от всех, заработался.

Вот ещё, позови Хруща [15], пусть баньку приготовит. Кстати, телеграфистке Екатерине привет от Сталина передай. Скажи, хорошее Сталин не забывает. Грамоту ей дай. Не расстреливай. Пусть в женском народе молва обо мне и такая идет — мужик, мол, что надо! Сумасшедшая она. После той ночи совсем тронулась, ноги мне целовала, рыдала сутки…».

Сигналу было придано серьезное ускорение в сторону Сталинско-Бериевской острой кавказской кухни. Простые люди, жившие обычной трудной послевоенной жизнью, даже в дурных снах не видели и не подозревали, что вокруг них уже закрутились огромные колеса адской мельницы, приводивдившие в движение сверкающее отточенное лезвие партийно-пролетарской гильотины.

За всеми жильцами дома установили круглосуточное наружное наблюдение. Для такой массовой слежки были стянуты почти все филеры с областных центров и двух соседних республик. День и ночь, в мороз и слякоть, дождь и снег топали «топтуны» за послушными строителями лучшего в мире общества, проживавшими по воле судьбы в доме № 13 по улице Свободной. Опять ничего! Хоть бы маленький гоминдановский [16] шпиончик? И того нет!

Каждого взрослого жильца изучали со всех сторон перекрестным способом — один агент писал одно, второй — писал другое, а третий — писал уже на всех. Таким сверхнаучным способом добывалась обьективность. Потом же опер писал то, что ему было выгоднее всего и полученная информация приобретала к концу серо-коричневую кладбищенскую окраску.

На работе с обьектом изучения был особо вежлив сосед справа и завлабораторией, по дороге домой с ним культурно заговаривала спутница по переполненному трамваю, где, по странному стечению транспортных обстоятельств, именно рядом с ней оказывалось пустое место и его каждый раз прямо втискивали туда. Дома тоже покоя не было — соседи через два этажа снизу и из пятого подьезда, не сговариваясь, совали свои носы в квартиры изучаемых, настойчиво выцыганивая в час ночи то спички, то картофельную терку, а один, вовсе незнакомый, даже нагло попросил выпить вместе с ним. Воровато заглядывали в кухни, косили через плечо в зал и… приходили опять…

В конце концов нашли то, чего не было, нет и не будет! Не думайте, что это строчки из известного анекдота про зубы!!! Бывает, ещё как бывает!

От доверенного «П» получили информацию, что жилец подьезда № 3 Адам Иванов ведет себя независимо и гордо, с соседями по двору и подьезду здоровается редко, работает в библиотеке и носит с собой импортную кожаную папку. Оснований более чем достаточно для детальной разрабатки! Быстро со стороны квартиры старушки Авдотьи — архивной агентессы «Сквозная», ввинтили Адаму пару микрофонов в стену его однокомнатной квартиры. И… попали в шкаф со старой обувью! Тогда по просьбе соответствующих органов директор библиотеки дал задание Адаму пересчитать страницы полного собрания сочинений И.В. Сталина, а «Сквозную» с бутылкой водки и недоеденой хамсой опять выставили на мороз следить за булочной, куда якобы должны вот вот придти японские дипломаты. Теперь просверлили правильно. И… пошла… пошла информация!

Адам оказался не Адамом, а Аврамом. Правда, глубоко эшелонированную крепость по фамилии Иванов взять приступом не удалось… Главное, он возглавлял кружок по изучению «эсперанто [17]» в районном клубе глухонемых! Не все там были немыми, но зацепка для людей бдительных профессий была серьезной. Книжки всякие на непонятных языках, говорит дома сам с собой. Тыкая в то место, где микрофон в стенке, спрашивает: «Уот из зис? [18]» Потом, вообще ни в какие сани: «Ву мекуте, мадам? Ай фак ю! [19]»

Ещё удача — в ближайшем к шпионскому чердаку подьезде выявили другого жителя Грибовича Алика, 9 лет от роду, члена радиокружка при Доме пионеров. На квартирах Иванова и Грибовича сделали шмон, т.е. негласный досмотр. И что? Опять улики! У Адама списки лиц, якобы посещающих кружок. Все люди известные и к секретам государства отношение имеют. Зубной техник, учитель географии, инструктор по туризму, кандидат филологии, внедрившийся в Академию наук электрик и, конечно же, человек без профессии — художник.

Целое гнездо! Достаточно! Адам сведения у них незаметно собирал. Те ему их якобы охотно предоставляли, а папа Алика по воздуху на самолет передавал. Установили с помощью трепетных стукачей, что тот принес с радиозавода, с мусорки две старых лампы к недоделанному приемнику. Их негласно почистили и подложили еще несколько радиодеталей, чтобы на передатчик натянуть.

Неважно, что сыну только девять лет, с отцом в сумме больше будет, да и преступный сговор получается!

Неважно, что забыли сам чердак проверить и засечь того, кто светил!

Неважно, что весь экипаж самолета загубили, летевшего, не подозревая, над собственной могилой!

Был добыт запланированный результат и для хиреющего организма кавказского Батоно [20] подготовлены ещё порции свежей крови!

— • —

Прошло несколько месяцев…

Осень, кости ломит. За окнами дачи глухо шумят мокрые ели, да ветер стучит в окно уже осточертевшей веточкой.

— Сорок раз говорил ему, этому дураку Поскребышеву, чтобы дерево спилил. Забывает у кого служит! Может задумал что? Возраст у меня преклонный, да и со здоровьем неважно. А, это ты, Лаврентий? Садись, кацо! Говорить будешь?

— Да особых новостей нет. Вот шел мимо, смотрю у Иосифа свет горит, а ведь три часа ночи? Думаю, зайду, чайку попьем.

— Ох, врешь! Хотел убедиться жив ли я? Хитрый ты, но и я не дурак!

— Ну что ты, Иосиф, совсем подозрительным стал? Всех под одну гребенку. Так нельзя. Рядом кто-то должен же быть?

— Ара, ри!!! [21] Рядом, но не за спиной! Не путай! Чтобы видел меня во весь рост, а не целился сзади! Понял?

— Ки, батоно, ки! [22] Понял! Обязательно понял!

— Ну, что у тебя нового?

— Вроде бы после той операции по шпиону пока тихо, все интеллигенты как мыши. Ручки поднимают единогласно, в партию начали сами гурьбой вступать! Никто и не думал, что столько лет после твоей Победы в стране лазутчики вражеское гнездо совьют. Полезная профилактика!

— Перестарался ты, как всегда! Горячий ты, менгрел! Сколько хороших невинных людей загубил? Целых три подьезда…

— Так я же…мы же запланировали…

— Меня, прошу, кацо, никогда никуда не вмешивай! Головой думай. Себе дороже будет! Будь умней. Рассматривай ту беседу, как партийное задание по оздоровлению обстановки на Родине, а не как ошибки вождя. Делал ты, а я только рассуждал. Ты же юристом должен быть, хотя, где ты учился? Как и я, недоучка!

Забыл я тогда тебе сказать, что заявительница твоя полная шизофреничка после встречи со мной стала. Я уже тогда это распознал. Видишь, берегла себя, дэвочкой была! Знаешь для кого? Ха…ха…хааа! Для генералиссимуса Сталина, е… её…м…! Вбила в голову отдать своему вождю свою дэвственность. Для этого закончила на «пять» школу, потом курсы телеграфисток при твоем вонючем НКВД, работала в бункере на «Комсомольской». Там и увидела своего небожителя! Раньше я ещё ничего был, теперь как старый облезлый кот. Подскочила: «Дорогой, любимый…, как понесла!

Глаза горят, волосы шикарные, фигура хороший. Ну я через Скребка [23] пригласил на «Дальнюю» [24]. День вместе провели, ну а свою задачу она все-таки решила!

— Ну, а дальше то как, Иосиф?

— Не торопи, менгрэльский жеребец! Через положенный срок рожать собралась, но кому, нахрен, ещё один Сталин нужен? Тут одного страна еле на себе держит. Кесарево сделали, сказали мертвый был. Плакала она, на стенки лезла, хотела с собой кончить. Горячка послеродовая. Приказал ей пенсию дать и подальше от Москвы. Хорошая была, ночью говорила, ради меня на смерть пойдет. Враги ей уже тогда вокруг меня мерещились. Вот и вам наплела.

— Как? Но там же сигналы были?

— Ты же нихрена не узнавал по этим сигналам? Я ради любопытства и, чтобы тебя немного перепроверить, попросил людей на этот чердак сходить.

Сходили. Потом мне письмом донесли. Когда вечером в доме включали общий свет на лестницах и площадках, на чердаке загоралась обычная лампа с жестяным абажуром. Там постоянно сквозняки были — управдом стекла воровал. Лампа, раскачиваясь, замыкала, а вам, оболдуям, шпион показался. Самолет же обычный, пассажирский в Мин-Воды. Эх вы! Подьезд перестрелял и летчиков-героев сгубил.

Да не бледней! Шуму хорошего наделал! Польза и для страны и для её сраного населения. Орден тебе дам за исполнительность! Только это качество должно быть у слуг моих! Пока оно у тебя есть, беспокоиться нечего! Что делать, кацо? Лес рубят — щепки летают! 

Малюнкі аўтара