Моя малая родина - Комаровка

Камароўка-Камароўка,
Дзе пачатак, дзе канец?
Шчырая мая сяброўка
І жыцця вянец.

Б. Сармонт

Почему не по-русски - Отечество? Иронический смысл обрело это русское слово после многих лет напевания "славься, Отечество наше свободное", как и нелепые белорусские слова о Родине, распеваемые у нас: "Каб любіць Беларусь маю родную, трэба ў розных краях пабываць". Зачем лишать права любить родину тех, кто в иных краях не был, а тем более тех, для кого они недоступны и сегодня? Как раз такие, лишенные судьбой возможности побывать в разных странах, стали для меня символами настоящего белорусского патриотизма, людьми, безгранично любящими Родину.

Детство и юность я провел в Минске, преимущественно на улице Слепянской. Такой улицы сегодня в городе нет. Остались от нее только старые клены и два кирпичных двухэтажных дома. На ней-то и было только два кирпичных, остальные - деревянные, правда, один даже двухэтажный. Называли его "звездовский", так как несколько квартир в нем занимали семьи сотрудников газеты "Звязда". Кирпичные дома, в одном из которых находились ясли, в другом - детский сад, имели водопровод и канализацию, в остальных, в том числе и в "звездовском", все удобства размещались во дворе.

1947. Центр Комаровки - развилка Логойский тракт - Советская.

Для меня после знакомства с Нью-Йорком аналогом моей Слепянской является самая знаменитая его улица - Бродвей, наискосок виляющим образом перерезающая строго перпендикулярные друг к другу авеню и стрит. Так и Слепянская, повиливая, наискосок перерезала Золотую горку, Деревообделочную, Бондаревскую и шла далее по направлению к деревне Слепянка до тех пор, пока ей не перегородили путь бывшая лесопилка и железнодорожные ветки. Начиналась Слепянская метрах в двухстах от пересечения тогдашних Советской и Долгобродской. Сейчас на месте этого пересечения стык улиц Козлова и проспекта Машерова. Коренным минчанам не по душе пришлось удаление Долгобродской от Советской (и от Слепянской!), и они долго называли начало улицы Козлова "козлобродской".

Жизнь обитателей Слепянской улицы не баловала. Состоятельными считались те, кто имел кроме повседневной и более-менее аккуратную праздничную одежду, зажиточными - имеющие свиней или, как мы, - козу, богатыми - владельцы коровы или собственники дома под жестяной крышей. Таких было только две семьи.

Если сегодня после почти 20 лет проживания в девятиэтажном доме я в лучшем случае знаком с десятью обитателями своего подъезда, то до финской войны, как поясняла мне бабушка, и до Отечественной, как мог понять и я сам, на улице Слепянской все знали всех. Исключения, конечно же, были, но при проявлении интереса к какому-нибудь дому или конкретно к кому-то из проживающих вы могли мгновенно получить все интересующие вас сведения от играющих на улице мальчишек.

В год ареста отца.

По понятиям моего детства, Слепянская находилась на окраине Минска, по сегодняшним меркам - в его центре. Дом номер 33, в котором я прожил более четверти века, стоял в 150-200 метрах от того места, где сегодня воздвигнут памятник Якубу Коласу на площади его имени. Сейчас на месте нашего дома - Концертный зал филармонии, точнее его левый тыльный угол.

Площади Якуба Коласа или какой-то другой на ее месте раньше не было, была развилка, называвшаяся, как и все вокруг, Комаровкой. Развилка считалась центром Комаровки. Она была образована улицей Советской, продолжением которой после Комаровки была улица Пушкина, и отходящими от нее улицами Цнянской, Логойским трактом, Деревообделочной (преобразованной сначала в бульвар Луначарского, а сейчас в бульвар Мулявина) и Красной. Позднее через примыкавшее почти к самой развилке болото проложили новую улицу - Веры Хоружей. Крытый Комаровский рынок находится там, где после войны в середине болота вокруг маленького озерца, росли водоросли и летними вечерами квакали лягушачьи хоры.

Слепянская шла на юго-восток под острым углом к Советской. Люди старшего поколения говорили, что Слепянская начинается у костела Святого Роха, но перед войной костел заслонили от Советской улицы многоэтажным, но не очень стойким Домом специалиста, от которого после пожара в первые дни войны даже коробка не сохранилась, а осталась лишь груда кирпичных обломков. После войны перед костелом воздвигли более прочный и более высокий дом, чтобы окончательно надежно заслонить пережиток религиозности от глаз прохожих и проезжих по главной улице Минска.

До войны все обитатели южной части Комаровки, т. е. Слепянской и близлежащих улиц - Бондаревской, Деревообделочной, Берестянской, Кладбищенской, Высокой, Малявщинской и других, разговаривали на белорусском языке. "Звездовцы" говорили на красивом "интеллигентном" белорусском, с них мы брали пример. Русский считался языком тех, кто занимался "непыльной работой", а таких здесь почти не было.

То, что утром объявили по радио о начале войны, - мелочь, война до Минска не дойдет. Так считают и мама, и бабушка. "Броня крепка и танки наши быстры, и наши люди мужества полны..." Не допустят! Поэтому идем в парк. Там становятся реальностью все мои мечты от карамельного петушка до мороженого и даже более - мне удается уговорить бабушку купить мне билет на три выстрела из духового ружья в тире. Однако попасть в мишень - толстого буржуя с сигарой, что дало бы право еще на три выстрела, мне не удалось.

С сегодняшних позиций детское гулянье в парке имени Горького в день начала войны 22 июня 1941 года - пир во время чумы!

А тогда!

Такова была философия обывателей, простых, как принято их называть, людей, зомбированных большевистской пропагандой.

Через два дня фашистские бомбардировщики подожгли центр города, и ветер гнал огонь в сторону Комаровки. Нужно было уходить от наступающих захватчиков, и мы - мама, бабушка, сестра и я - пошли по Борисовскому тракту на восток, захватив с собой все, что могли нести. Бабушка вела на поводке козу. Шли два дня, ночь провели на сеновале в какой-то деревне. К концу второго дня пришлось повернуть обратно, так как навстречу нам двигалась масса таких же бедолаг, как и мы. Немецкий десант высадился впереди и перерезал дорогу.

Мы были убеждены, что, когда вернемся в Минск, от нашего дома останется пожарище, так как, уходя, видели, что горят дома с номерами 15 и 17 по нашей нечетной стороне и огонь быстро распространяется. Но, оказывается, ветер изменил направление, и последним сгоревшим на нашей стороне был дом с номером 19. На четной стороне пожар дошел до кирпичного здания детсада, и оно тоже уцелело.

Бабушка Франя проявила большую любовь к животным. Покидая дом, она настежь распахнула сарай и загородку с поросенком. Пусть, мол, не сгорит, а убежит и кому-то пригодится. Но, вернувшись, искренне возмутилась, что поросенок сбежал. Пошла на поиски и нашла своего поросенка по свойственному именно ему поросячьему голосу в сарае в Студенческом переулке, в полукилометре от нашего дома.

На шестой день войны 28 июня немцы вошли в Минск.