Аспирантские вояжи и будни

Среди легенд о величайшем физике XIX-XX веков Эрнесте Резерфорде есть и такая. Если он давал своему ученику задание и тот, успешно его выполнив, приходил к учителю с вопросом, что делать дальше, Резерфорд его выгонял. Не знаю, этим ли руководствовался мой научный руководитель академик Михаил Александрович Ельяшевич, прекрасно знавший историю физики, или чем-то иным, но, сформулировав для всех сотрудников и аспирантов лаборатории проблему - освоить экспериментально регистрацию сигналов электронного, ядерного и квадрупольного резонансов, он никогда потом не интересовался у нас, как идут дела и что освоено. Считал, по-видимому, что это уже чисто наши проблемы.
В первый год аспирантуры в полном соответствии с советскими традициями в меня была заложена дефектность, от которой я так и не избавился. Мой руководитель, узнав, что в университете я изучал немецкий, велел обязательно освоить английский, так как вся научная периодика и новая литература по нашей проблеме - англоязычная. Сам он свободно владел французским, немецким и английским. Таким был результат его детского домашнего воспитания в дореволюционном Петербурге и в Мюнхене, где он родился. Мне же, уже взрослому, за девять месяцев нужно было освоить английский так, чтобы сдать экзамен кандидатского минимума. Экзамен я сдал и язык освоил, но по-советски: довольно ловко перевожу научные статьи физического профиля. А воспринимаю английский ухом с уймой проблем. Должен представить себе, как это пишется.

Научно-техническая задача, поставленная шефом, была гигантской, под силу большому коллективу ученых и инженеров, имеющих хорошую производственную базу. Но это мы поняли позднее. Моей частью задания было построить прибор для измерения сигналов электронного спинового резонанса, или, как тогда чаще всего называли, - электронного парамагнитного резонанса, сокращенно - ЭПР. Удалось разведать, где в Советском Союзе такие спектрометры есть. Оказалось, что самодельный - только в Москве в Физическом институте Академии наук СССР имени П.И.Лебедева (ФИАН) в отделе профессора А.М.Прохорова, и спектрометр фирмы «Вариан» - в Институте химической физики АН СССР (ИХФ) у академика Н.Н.Семенова.

Я захотел съездить туда на несколько дней, чтобы разобраться, что это за спектрометры. Сотрудники лаборатории отнеслись к этому скептически, сказав, что отдел колебаний ФИАН, который возглавляет Александр Михайлович Прохоров, секретный и туда нужен допуск. А в ИХФ попасть еще труднее. Обратился к Михаилу Александровичу. Он пообещал зайти к начальнику первого отдела, чтобы мне срочно сделали допуск, и от руки написал два коротких письма - Прохорову и Семенову.

- Езжайте вместе с Александром Константиновичем Потаповичем, и не на день-два, а на недели три, изучите там установки по парамагнитному и по ядерному резонансу.

Вскоре я понял, что личное письмо моего шефа - пропуск в любую дверь любого научного учреждения СССР, и не упускал возможности этим воспользоваться. М.А.Ельяшевича - автора монографии «Молекулярная спектроскопия» - настольной книги каждого физика, соприкасающегося с спектроскопией, действительно все знали и искренне уважали.

Так мы с редкостным «трудоголиком» Сашей Потаповичем, моим замечательным однокурсником, способным работать многие дни и ночи подряд без перерыва, попали на почти месячную стажировку в ФИАН имени П.И.Лебедева в лабораторию колебаний, руководимую Прохоровым. Именно здесь и в Институте химической физики (ИФХ) мы соприкоснулись с физикой и физиками мирового уровня. По познавательности наш месяц в Москве стоил нескольких лет в ординарной физической исследовательской лаборатории.
Первый день нашего пребывания в ФИАН совпал с днем еженедельного обхода лаборатории Александром Михайловичем Прохоровым. Заметил он и нас. Подробно расспросил Потаповича и меня, с чем мы соприкасались в физическом эксперименте и что намерены делать, закрепил за каждым куратора из числа сотрудников.

По московским масштабам из ФИАН до ИХФ - рукой подать, и мы несколько раз побывали в Институте химической физики. Директора - академика, лауреата Нобелевской премии 1956 года Николая Николаевича Семенова - нам увидеть не удалось, и я передал письмо М.А.Ельяшевича одному из его заместителей. И в таком варианте оно стало отмычкой к лаборатории, где был фирменный американский спектрометр ЭПР.

Тогда, в начале 1957 года, мы не знали, что в ФИАН находимся в лаборатории будущего лауреата Нобелевской премии, будущего академика АН СССР, одного из отцов квантовой электроники.

1957 год. Мой научный руководитель академик М.А.Ельяшевич у СВЧ-блока «моего» спектрометра ЭПР — первого в Беларуси.

Легенда о том, как Прохоров стал академиком и лауреатом, такова. Он решил бросить занятие сверхвысокими частотами - СВЧ и переключиться на лазеры. (А именно СВЧ мы у него и познавали!) Часть научного коллектива (того самого, в котором мы стажировались) противостояла этому. Заведующему лабораторией пришлось вывести из строя или разломать приборы, обеспечивавшие работу по старой тематике. В результате - скандал, и половина сотрудников уволилась. Оставшиеся занялись новым делом. Итог - Нобелевская премия за лазеры.

Мы с Александром Потаповичем возвратились в Минск, сознавая, что наступать широким фронтом - бессмысленно, и убедили нашего научного руководителя сконцентрировать силы на одном направлении - электронном парамагнитном резонансе. С этим все согласились, хотя и в шутку и всерьез я не раз потом слышал:

- Ты, Шушкевич, и здесь подмял всех под себя.

Я не оправдывался. Однако в статусе аспиранта «подмять под себя» означало вынудить работать на мою диссертацию. Этого не было и в помине. Мы все работали много, как говорится, на износ, потому что это было захватывающе интересно. Брались решать сложные задачи, жаждали доказать, что способны их решать. В лаборатории была только здоровая состязательность.

Три года аспирантуры пролетели как одно мгновение. Диссертацию в аспирантуре я так и не подготовил. Не до нее было. В день, когда я стал аспирантом, оборудование двух небольших комнат нашей лаборатории составляли четыре подержанных стола плюс пять-шесть не новых табуреток и стульев. Сотрудников и аспирантов было также четверо.

Через три года в отобранном у хозяйственников складе, в который они в свое время превратили четвертую часть вестибюля главного корпуса Академии наук, стоят два пятитонных электромагнита, изготовленных для нас ленинградской «Электросилой», собственной конструкции и собственного изготовления электроламповые стабилизаторы тока этих гигантов. Супергетеродинный спектрометр ЭПР, множество электронных устройств и приборов, обеспечивающих проведение физических исследований. Неплохо оснащенная лаборатория, хороший коллектив сотрудников!

1976 год. Как заведующий кафедрой ядерной физики горжусь, что мой бывший руководитель аспирантуры академик М.А.Ельяшевич читает лекции студентам «моей» кафедры.

Другая сторона медали - аспирантская стипендия 620 рублей в месяц, но для учащегося, для получающего образование это оправданно. А предстоящая после окончания аспирантуры зарплата младшего научного сотрудника - 820 рублей... Слабовато. Мои существенно более хилые по успеваемости одноклассники уже получают по 1200, 1300 и даже по 1400. И прогрессивка у многих есть, и премиальные. Прилично работающие на путных заводах мои сверстники через пяток лет и квартиры получат, а в Академии наук с этим вообще без ученой степени беспросветно...

И хотя распределился я после аспирантуры на должность младшего научного сотрудника с окладом 820 рублей в свой же институт, который отделился от математиков и стал Институтом физики, но меня снова одолела лютая тоска. Младший научный - не аспирант. В рабочее время нужно быть на рабочем месте. Мой реальный доход сократился. Невозможно подрабатывать ни в вузе, ни даже в школе.

1972 год. Лауреат Нобелевской премии, академик Александр Михайлович Прохоров в лаборатории кафедры ядерной физики. Крайний справа – ректор, профессор А.Н.Севченко, за ним — президент АН БССР академик Н.А.Борисевич, доцент В.Л.Гурачевский, А.М.Прохоров и я.

В это тоскливое время приходит ко мне Яков Аронович Слепян, у которого я проходил студенческую практику в возглавляемой им Центральной заводской лаборатории радиозавода. Рассказывает о том, что на радиозаводе образовано Специальное конструкторское технологическое бюро (СКТБ) для разработки измерительных приборов и приборов для научных исследований. От имени начальника СКТБ приглашает на работу. Предлагаемый оклад в два раза больше моего, плюс прогрессивка 40%. Уверяет, что с моим характером я без прогрессивки не останусь.

- Что предполагается разрабатывать в первую очередь? - спрашиваю я.

- То, что нужно во всех физических лабораториях и что не лучшим образом собирают в них радиолюбители, - низкошумящий селективный усилитель низких частот. Вы и сами не раз этим занимались. Плановый срок разработки - год, если с вашим заделом сдать досрочно, можно получить увесистую премию министерства.

Таким образом, мне предлагалось заняться тем, что мне нравится, но за почти в три раза большую зарплату. Я согласился и после трех месяцев пребывания на должности младшего научного сотрудника с окладом 820 рублей стал старшим инженером с окладом 1600 рублей плюс 640 рублей прогрессивки, если план выполняется.