Андрей Курейчик

Наста МАНЦЕВИЧ, «Еврорадио» 

Чем худруки театров похожи на директоров заводов? Что мешает белорусскому кино пробиться на российский рынок? Как политика влияет на культуру? Обо всем этом в интервью «Еврорадио» с известным сценаристом и драматургом Андреем Курейчиком.

— В наших театрах жалуются, что официальные указы мешают постановке спектаклей. Министерство культуры подняло количество обязательных спектаклей, которые должен показать театр. И если для Купаловского это посильно, то, например, для кукольного сыграть 280 спектаклей в год — нереально…

— Есть у нас перегибы в регулировании культуры со стороны государства, это правда. Театрам и другим культурным учреждениям надо давать автономию, надо, чтобы они сами формировали свои планы, сами находили варианты существования. В европейской модели государство в принципе напрямую не вмешивается в деятельность учреждений культуры. Регулирование происходит через попечительские советы, в которые входят и представители государства, и представители общественности, разные деятели культуры, меценаты и т.д.

Такой совет, обсуждая план, представленный директором или худруком театра, принимает решение, сколько должно быть спектаклей, какие они должны быть, сколько они должны стоить и т.д. Мне кажется, это более эффективная модель.

— В таком случае должен ли министр культуры быть бывшим художником, поэтом, режиссером?

— Нет, не обязательно это должен быть бывший деятель культуры, хотя желательно, чтобы министр культуры хотя бы любил отечественную культуру и искусство. Как, например, министр обороны — это не обязательно генерал. И во многих западных европейских странах министр обороны — это гражданское лицо, а в Испании — это вообще женщина, которая, только став министром обороны, забеременела, и это было очень смешно на фоне всех генералов.

Самая главная задача Министерства культуры — добывать деньги на культуру из бюджета, просить как можно больше, давать как можно больше и т.д. А вот распределять их должны уже профессионалы. У нас такой системы нет, все происходит по чиновничьей вертикали, которая встроена в каждое село. Из-за этого большие деньги расходуются неэффективно — на чудовищные постановки, на совершенно никому не нужные ремонты, а не на людей. В итоге актеры получают нищенскую зарплату, хороших постановок очень мало, а деньги куда-то закопаны.

— Существует программа «купляй беларускае». Это тоже мешает театрам — вместо того чтобы думать, как лучше воплотить в жизнь свой замысел, художник думает, как бы это сделать, чтобы из белорусских материалов…

— Маразм бывает во всем. Вообще, это логично, когда мы максимально себя обеспечиваем. Другое дело, что нам закрывают возможность выбора. В итоге все становится только хуже. Людям надо давать нормальный выбор и поддерживать при этом отечественного производителя, вот и все.

— Какие еще есть негативные примеры, где политика вмешивается в искусство?

— Для меня самое негативное — эти концерты, которые используют культурных деятелей в целях политических кампаний. Я этого не люблю и не понимаю. Прежде всего, это касается музыкантов, но не только.

Другой вариант — это кадровые решения. Оказывается, чтобы стать директором или художественным руководителем театра, тебя почему-то должны согласовать в Администрации президента. Видимо, там работают великие знатоки театра… Такое ощущение, что режиссер театра — это директор завода, все происходит по одной и той же модели. Это, конечно, неправильно.

— Может быть, какой-нибудь позитивный пример вспомните?

— Западные коллеги очень завидуют тому, что здесь государство полностью финансирует многие учреждения культуры. Даже британские театры (Royal Shakespeare Company или Covent Garden) вынуждены искать спонсоров, вынуждены просить гранты у разных организаций, очень сложным образом формировать свой бюджет, они мучаются, у них огромный штат людей, которые занимаются только одним делом — выпрашивают деньги.

А здесь люди пришли, принесли бюджет, им подписали и перечислили. Это редкий пример щедрости. Он, конечно, советский, но для западных людей — это просто невероятно. Там государство в таких объемах не занимается прямым финансированием культуры.

— Другой вопрос — хватает ли этих денег? Многим актерам приходится сниматься в рекламах, чтобы прокормить себя…

— Ну а что делать? Зарплата в театре точно такая же, как в среднем по стране. А по сравнению с европейскими зарплатами — она нищенская. Поэтому, конечно, все, кто может где-то подработать — подрабатывают. Но важен сам факт, что их зарплата не зависит от того, имели ли театры сборы, получили они прибыль или нет… На Западе так: не получил прибыль — останься вообще без зарплаты, уходи. А здесь людям платят все равно. Вот, скажем, идет реконструкция театра, спектакли не играются, а зарплату люди получают. Здесь есть определенный социальный плюс.

— Вы хотели снять фильм «Хоккейная одиссея» на «Беларусьфильме», вам отказали. Почему?

— Я планировал снять прибыльный проект. Подумал — понастроили везде эти дворцы, а это же прекрасные декорации! У нас куча болельщиков, известные хоккеисты, которые играют в НХЛ. Кроме того, эта игра популярна не только в Беларуси, но и в России. Почему это все бесплатно не использовать, тем более, у нас будет чемпионат мира в ближайшем будущем? Почему бы под это все не снять кино? С одной стороны, оно хоть как-то могло оправдать строительство этих дворцов, а с другой — могло иметь прямой выход на российский рынок. Но существует клановая структура, по моим ощущениям, немножко секта. На «Беларусьфильм» не принято пускать людей со стороны. Вот и не пустили. Ну и ладно, я к этому отношусь спокойно. Не хотите здесь снимать кино, буду с россиянами работать.

— У нас сложные условия для развития культуры, но с другой стороны, может, они как раз идеальны для развития контркультуры? Возможно, только в таких условиях создается что-то достойное? А там где ресурсы — делают «тупые» голливудские фильмы…

— В любой стране есть прослойка интеллектуалов, которая никогда не смотрит такие фильмы. Даже в очень богатых странах — в Австрии, Швейцарии, Америке есть люди, которые всегда будут смотреть Бергмана, Тарковского и очень хорошее фестивальное кино. В любых, даже бедных странах, в Индии или в Африке, есть прослойка, которая будет всегда смотреть голливудские фильмы, потому что у них очень тяжелая жизнь, им просто хочется в кинотеатре отдохнуть. Поэтому здесь нет никакой зависимости от богатства страны или политической ситуации.

Что касается контркультуры… Она в каком-то виде у нас существует. Я, искренне говоря, не всегда понимаю цели, потому что для меня такая культура становится слишком зависимой от политики. А тесная связь политики и культуры не всегда положительно влияет на культуру.

Мне больше нравится тот подход к культуре, который был в СССР. Вроде абсолютно тоталитарная страна, чудовищно подавлялись права человека, тем не менее это была страна невероятного расцвета театрального искусства. Люди научились использовать эту систему. Станиславский, Любимов, Захаров — все они издевались над системой, иронизировали, создавали антисоветские произведения искусства, к которым формально невозможно было придраться. И мы все их любим до сих пор.

— А в наших условиях что-то такое создается?

— Конечно, многие режиссеры — и Пинигин, и Ковальчик, и даже режиссеры областных театров ставят спектакли, в которых я чувствую внутреннюю свободу художника, свободу выбора, иронию над ситуацией. Просто это еще не так мощно и талантливо, как это было в советские времена. Тогда творили гении — по-другому их назвать нельзя. У нас, конечно, уровень пониже. Но ростки есть.

— Приносит ли наше кино прибыль?

— Ничего не приносит. Сколько тратится, столько, фактически, и закапывается. Жалко, потому что у нас не богатая страна, а мы два миллиона долларов, на которые можно больницу построить, закапываем, да еще и не в очень хорошее кино, которое не приносит ни денег, ни фестивальных призов.

— И на российский рынок наши фильмы тоже не пробиваются?

— Нет, на российский рынок мы пока пробиться не можем. Первая причина — это качество фильмов. На российском рынке очень сильная конкуренция. Там производится около ста фильмов в год. И даже если 80 из них — плохие, то 20 — сильные. Конкурировать с ними нам не удается. Второе — у нас просто не умеют делать бизнес. Наша киностудия — это абсолютно советский вариант госпредприятия.

Например, на фильм «Масакра» потратили два миллиона долларов, а рекламный бюджет составляет 10 тысяч долларов. Какую рекламу можно организовать фильму на 10 тысяч? Когда российские прокатчики видят такие бюджеты, они крутят пальцем у виска и говорят: «Вы лучше дома у себя его покажите, сами посмотрите, сами порадуйтесь».

Мне кажется, что пока это не превратится в бизнес, ничего не изменится — будет закапываться миллион за миллионом. Они уже, наверное, миллионов 20 — 30 закопали. И этих фильмов мы не видели и не знаем. На Западе после первого же такого провала тебя бы уволили, а у нас директора студий продолжают спокойно работать. «Ну, миллион… Дайте еще один, извините, что я тот закопал, дайте следующий». Вот такая у нас логика. И дают, что удивительно.

— Мы говорили о том, как влияет политика на культуру. А как культура влияет на политику?

— Должна. Но у нас абсолютно никак не влияет. Все эти концерты «за» и «против» ни на что не влияют. У нас нет цивилизованного политического поля, это все «дикий запад», где правила навязаны сверху, и в этих правилах нет места никакому плюрализму.

Сейчас правильная позиция для культуры и искусства — это фиксировать то, что происходит, отражать как зеркало. В политику вовлекаться опасно. Потому что начинаешь делить своего зрителя — вот этот зритель правильный, а этот — неправильный. Так делать нельзя! В театр приходят все — и атеисты, и верующие, и левые, и правые, и зеленые, и красные… Все должны сесть и получить какое-то очищение от спектакля, катарсис. Вот тогда это искусство. Когда начинается деление, а оно начинается, это неправильно.

— Но у нас всюду есть такое деление — есть официальный союз писателей, есть неофициальный. В остальных сферах то же самое. Получается вроде как две страны…

— Да, это какое-то безумие — параллельные миры, в которых мы живем. И что самое ужасное — все довольны. Власть довольна, что есть «гетто», где «пасутся» все недовольные. Недовольные клянут власть, но никак не хотят договариваться с остальными.

— Вы в своих интервью довольно критически высказываетесь по поводу власти… За что власть вас терпит?

— Она меня не терпит, потому что кроме четверти ставки преподавателя я не работаю ни на одной официальной должности в стране. Я никогда ни у кого не просил денег. Я все зарабатываю своим писательским трудом — в России и в Украине, где идут мои пьесы. Я ни от кого не завишу. Я думаю, если бы я где-то официально работал, меня бы уже уволили.

— Но, несмотря на то, что зарабатываете в России, живете-то вы все равно тут…

— Да, я белорус, я живу в Беларуси, у меня тут семья, тут мое гнездо, мне здесь хорошо пишется. Я люблю эту страну. Я много раз мог переехать и в Америку, и в Россию, но пока не переехал. У меня все-таки есть какие-то внутренние надежды на то, что станет лучше.

Свободные новости плюс