Цовинар БАГДАСАРЯН

Феномен Матери

Сентябрь, 1992 год. Шла война. Степанакерт подвергался нещадным артобстрелам и бомбардировкам. Я заведовала одним из столичных детских садов, в котором размещались, как тогда их называли, беженцы. Их надо было накормить, а многих — одеть и обуть, поддержать морально, вселить в них надежду и веру в победу.

Нельзя было оставлять людей наедине со своим горем.  Горе было общим, всенародным, и я не испытывала страха, каждый день шла на работу, часто под обстрелом. Я забывала об осторожности, но не забывала о том, что меня ждут люди и что я им нужна. Беда не обошла стороной и наш детсад. В один из сентябрьских дней прогремел оглушительный взрыв, который унес несколько человеческих жизней, посеял ужас и ненависть к войне. Страшная картина предстала перед моим взором. Вокруг — лужи крови, обезумевшие глаза. В голове лихорадочно стучала одна мысль: поддержать, успокоить людей, убрать тела погибших, помочь раненым. Уже через несколько минут подоспела помощь. Со всех сторон к нам бежали люди, а чуть позже — я увидела маму.

Она сидела на земле и молча смотрела на меня, и я без слов поняла, о чем она думает и что чувствует в эти минуты. Увидев меня живой, она потеряла дар речи, и силы покинули ее. Она плакала, плакала с теми, кого в тот день не пощадила, не обошла стороной война. Она сидела на сырой от крови и слез земле, босая. Ноги ее были в пыли и ссадинах. А по щекам ее катились и катились слезы. У нее не было сил подняться. Я не поверила своим глазам! И до сих пор не могу понять и дать объяснение и название ее безумному поступку. Уму непостижимо, как в свои семьдесят с лишним лет ей удалось пешком преодолеть расстояние от одного конца города до другого, с ее-то больными и отекшими ногами, грузным телом? Как она могла бежать, босиком, по усыпанной осколками дороге? Оглушенная и потрясенная не только взрывом бомбы, но и движущей силой безумной материнской любви? Я с трудом проглотила комок, застрявший в горле. В ту минуту мне захотелось крепко ее обнять, прижать к груди, поклониться ей до земли, расцеловать ее отекшие, в ссадинах, ноги, но вместо этого я с дрожью в голосе, осторожно отругала ее, как провинившегося ребенка, и попросила подоспевших на помощь ребят отвезти ее на машине домой... Она молча подчинилась — после увиденного и пережитого у нее просто не было сил сопротивляться. Я знала, что сейчас ей необходимо было добраться до постели. Слезы душили меня и готовы были вырваться наружу, но нельзя было допустить этого, нельзя было расслабиться, я не имела на то права. Вокруг стояли люди, потрясенные, убитые постигшим их горем, и им нужна была помощь и поддержка.

Сейчас я задумываюсь над тем, как часто мы стесняемся своих чувств, о чем со временем жалеем и что впоследствии не дает нам покоя.

А объяснение и название поступку, я все же нашла — Феномен матери.