Литературовед, пушкинист, политолог, политтехнолог, бывший секретарь ЦК ЛКСМ Беларуси, бывший член команды Александра Лукашенко, бывший начальник управления общественно-политической информации Администрации президента Беларуси, автор книги — первой политической биографии Александра Лукашенко... Представляя Александра Федуту, можно выбрать любой из вариантов.

Когда хотят задеть и преуменьшить значение его оценок, чаще выбирают «пушкинист» (мол, что такой человек может сказать о политике!), а когда хотят подчеркнуть заслуги перед белорусской демократией, вспоминают авторство президентской политбиографии.

«Если Лукашенко уйдет «без стрельбы», то еще года три будет оставаться самым популярным политиком»

Цыганков: Несколько месяцев назад в своем Живом Журнале в интернете, а потом и в прессе вы заявили, что Александр Лукашенко не будет участвовать в грядущих президентских выборах. Люди бросились спорить, и я собирался вставить свои «пять копеек». Но потом злорадно подумал: пройдет несколько месяцев — сами события докажут вашу неправоту.

Федута: Вы знаете, все обстоятельства складываются так, что для Александра Григорьевича впервые за много лет лучше не баллотироваться. Во-первых, тенденции развития мировой экономики (как ни смешно это звучит из моих уст) таковы, что 2010-й — последний год, когда он может уйти, не принимая на себя ответственность за тот кризис, который у нас наступит. Посмотрите на происходящее вокруг, прежде всего в России — она дожила до того, что начала проедать пенсионный фонд. Страшно опасная вещь, так как Россия была единственным донором белорусского социального государства.

Хочет Лукашенко или нет — пересмотр отношений неизбежен. Россия перестает быть легитиматором политического режима, который сложился в Беларуси. А без внешнего легитиматора, который бы поддерживал политически и финансово нашу политическую стабильность, режим существовать не может.

Цыганков: Запад не может стать таким легитиматором?

Федута: Нет. «Запад», может, и циничное понятие, но несущее определенные принципы. Они заключаются в наличии определенных стандартов демократии. Беларусь под таковые не подходит. Можно кричать про двойные стандарты, про то, что к Туркменистану и Азербайджану Запад относится по-иному. Да. Но если вы находитесь в Европе — будьте добры соответствовать.

Цыганков: Когда вы начали отвечать про то, что «для Александра Григорьевича впервые за много лет лучше не баллотироваться в президенты», я вас дослушал до конца, но очень хотелось перебить вопросом — разве реальность не показывает, что Лукашенко, скорее всего, уже принял иное решение?

Федута: Даже вы говорите — «скорее всего». Могу сказать на 80 процентов: 4 месяца назад, когда я писал, что он может не баллотироваться, решение еще не было принято. Сейчас очевидно: он все ближе к принятию этого решения. Но он должен и осмыслить последствия этого шага.

Цыганков: А не кажется ли вам, что нынешняя политическая система, построенная самим нынешним президентом, не оставляет Александру Лукашенко иных шансов?

Федута: А вы можете назвать хоть что-нибудь, что может помешать ему уйти?

Цыганков: Хотя бы неопределенность того, как будет относиться к первому президенту второй президент Беларуси…

Федута: Ни в одной стране мира никто не тронет пальцем самого популярного политика. Если Лукашенко уйдет «без стрельбы», то еще года три будет оставаться самым популярным политиком — тем более на фоне кризиса.

Задумайтесь, Лукашенко построил систему, которая кормила толпу людей. Не класс, не избирателей — толпу, которая стояла и ждала подачки… И эти люди — учителя, врачи, инженеры, мастера, бригадиры колхозов — собственными руками построили этот режим.

«Тогда казалось главным одно — только не Кебич»

Цыганков: Раз уж вы сами вспомнили про первые президентские выборы… очевидно, что наша беседа не может обойтись без вопросов о 1994 годе. Как часто за это время вам вспоминают ваше участие в команде Лукашенко и как вы научились на это реагировать?

Федута: В 1996 году, когда было противостояние президента с Верховным Советом, опубликовал статью в «Народнай волi» — считал принципиально важно успеть сказать некоторые вещи до референдума. Я тогда являлся одним из организаторов конгресса в защиту Конституции против диктатуры и полагал, что могу быть членом оргкомитета только при условии публичного признания своей ошибки. Газету раздавали делегатам конгресса, и когда вышел на трибуну, меня даже не освистали.

Однако и после этого продолжали в самой безапелляционой форме задавать вопросы, набрасываться… Я реагировал очень резко, пока однажды Геннадий Николаевич Буравкин, которого очень люблю как поэта и уважаю как человека, сказал: «Прекрати оправдываться. Ты единственный, кто был там и признал свою ошибку. На это не осмелились ни Гончар, ни Лебедько — никто другой. Каждому не объяснишь. Поэтому прекрати кланяться». И я прекратил.

Цыганков: Какие мотивы были у вас прийти в команду Лукашенко? Неужели не предвидели последствий? Что вы действительно тогда могли не разглядеть, а что просто постарались не заметить?

Федута: Тогда казалось главным одно — только не Кебич! Меня погубило гуманитарное образование. Оно ведь в СССР было постнародническое. Мы привыкли, что народ всегда прав, и голос народа — это истина в последней инстанции.

И мне, и, как я знаю, некоторым другим казалось, что Лукашенко — такой белорусский Валенса... Вспомните статью Анатолия Майсени по этому поводу! Мы не поняли одного — президентом Польши стал не электрик с Гданьской верфи, а лауреат Нобелевской премии мира, который вел себя по-другому, потому что у него был другой статус. Ему не требовалось никому ничего доказывать — он человек, который мог позволить себе принять ответственность за реформы в стране.

А у нас не было политика, имевшего опыт… хорошее белорусское слово — «самаахвярнай» борьбы. Нужно уметь признавать свои ошибки. К сожалению, и я, и многие другие из первого окружения Лукашенко не увидели в нем многого... Но точно так же многие другие не рассмотрели в нем принципиального — появился еще и государственник. Белорусская мужицкая хватка — «чужое не возьму, свое не отдам» — это то, что фактически сберегло белорусскую государственность. Не уверен в ее судьбе при Кебиче — почитайте мемуары Вячеслава Францевича…

«Первая команда Лукашенко его не боялась»

Цыганков: А что стало первым звоночком, что вас впервые насторожило в поведении президента Лукашенко?

Федута: Его приезд после победы, после второго тура. Когда он собрал команду и сказал: «А теперь просите кто чего хочет!» Демократические лидеры так не говорят.

Цыганков: Предыдущим героем моей рубрики был Станислав Антонович Богданкевич, который рассказывал, что в первый год Александр Лукашенко еще слушал иные мнения. Когда это закончилось?

Федута: Уже после моей отставки, которая произошла в январе 1995 года. При мне он всегда выслушивал даже неприятные вещи. Иногда говорил — «делай так», даже когда не соглашался с тобой. Я думаю, эта эпоха закончилась после публичного разноса осенью 1994 года. Помните, Лукашенко приехал из отпуска и потребовал вернуть цены назад. Тогда премьер Михаил Чигирь заявил, что после этого все правительство должно пойти в отставку. Резко выступил Богданкевич, руководитель администрации Леонид Синицын отказался сделать доклад. Были критические выступления Мясниковича, Гончара, министра финансов Дика. Вы можете себе представить, чтобы сейчас кто-нибудь возражал?

Вопрос диктатуры — это не вопрос поведения только первого лица, это вопрос поведения государственного аппарата, вопрос самоуважения чиновников. Чиновник должен понимать: на нем лежит ответственность большая, чем потеря рабочего места.

Первая команда Лукашенко его не боялась. Его уважали, он являлся лидером.

Катастрофой для Лукашенко и белорусской демократии стал референдум 1995 года. Было очень страшно, и больно, и стыдно, что депутатов Верховного Совета в здании парламента бьют дубинками. Прокуратура позволила оставить это безнаказанным, после чего для власти стало возможно все.

Цыганков: Насколько предопределенным было избрание президента Лукашенко? Разбирая события 1994 года, не раз приходится задумываться, а имелись ли другие реальные варианты?

Федута: Все зависело от того, насколько народ чувствовал себя уютно в новой жизни. А белорусы тогда хотели вернуться к старому.

Я в 1994 году рисовал карандашиком схему, из чего складывался лукашенковский электорат. Ведь у Лукашенко не было собственного электората, и он отбирал кусочек у каждого. У тех, кто почему-либо отказывался от своей доли ответственности. Люмпен был в электорате почти каждого кандидата, и просматривалось, как он отплывает от них. Наименее люмпенизированным оказался электорат Шушкевича, наиболее — Кебича. Как ни странно, люмпена было много у Пазьняка.

Единственный политик, чей электорат не доставался Лукашенко ни при какой погоде — это Геннадий Карпенко. Стань он кандидатом в президенты, то фактически перечеркнул бы Кебича и внес бы суматоху в ряды демократов. Он единственный, кто в случае выхода во второй раунд с Лукашенко консолидировал бы вокруг себя нелюмпенов.

«На месте белорусской оппозиции я бы не издевался по поводу ребенка рядом с папой»

Цыганков: Давайте вернемся к тому, с чего начинали — с вариантов возможности смены власти в Беларуси. А какой сценарий ее перехода представляется наиболее возможным? Как Лукашенко будет выбирать себе преемника, из какой группы?

Федута: Если просто уйдет — это самый лучший вариант. Потому что, когда ты оставляешь преемника, то становишься его заложником. Как Ельцин стал заложником Путина, а Путин — Медведева. Кстати, если вспомнить, то Лукашенко всегда искренне говорит о будущем. Он сказал когда-то, что если захочет уйти, то не будет оставлять никакого преемника. «Я просто уйду, и не трогайте вы меня».

Когда его запугивают и говорят, что вот «после того» разберемся, то он может сказать: «Ребята, я ведь кормил вас 15 лет». И «ребята» выйдут, потому что будут помнить: при нем действительно некоторое время жилось хорошо и спокойно. Этого не было у Ельцина — на того выпало как раз время перемен.

Цыганков: Кризис уже идет. Даже этот год может ему сильно подпортить экономическое наследство.

Федута: Может. Поэтому я и говорю: лучше уходить самому. Тем более, впервые за многие годы появился новый смысл жизни — сын. И на месте белорусской оппозиции я бы не издевался по поводу ребенка рядом с папой, а радовался бы, что Коля есть. Только на то, что его папа думает о будущем, нам с вами и стоит надеяться — что он уйдет мирно, сам.

Цыганков: Когда вы так говорите, вы кого уговариваете? Себя или его?

Федута: Я всегда говорю то, что я думаю.

Цыганков: То есть это не месседж президенту?

Федута: Нет, он умный человек, не позволял никогда собой манипулировать. И не надо выдавать это за попытки манипуляции. Это означало бы не уважать его как политика. Надо быть идиотом, чтобы не уважать политика, который держит власть в твоей стране столько лет. Лукашенко — самый технологичный политик в Беларуси. И то, что он умеет считать и просчитывать варианты — также совершенно очевидно. Он сам примет решение, но отвечать за него тоже будет он сам.

Свободные новости плюс

http://feduta.livejournal.com/