Бороться с преступностью бесполезно. Лишением свободы - тем более. А смертной казнью - вообще недопустимо. Потому что снижение уровня преступности - это, по большей части, не заслуга правоохранительных органов.

Преступность всегда живет только по своим законам, и снижается она во всем мире без исключения еще с начала 2000-х.

Об этом, несколько раз извинившись перед людьми в погонах, заявил один из самых известных российских криминологов Яков Гилинский, который на днях выступил в Минске на международной конференции, посвященной отмене смертной казни в Беларуси. Представители официальных структур от такого "наезда" гостя-криминолога даже слегка растерялись: "Да быть такого не может, чтобы мы ложно боролись с преступностью, посмотрите на статистику!"

О том, как цифры могут не совпадать с мировоззрением, - в материале TUT.BY.

Международная конференция, которая прошла в рамках кампании "Несмертная казнь. Потому что мы люди", собрала на удивление много сотрудников прокуратуры, хотя обычно обсудить смертную казнь и проблемы преступности приходят в основном правозащитники. В этот раз было не только немало прокуроров из регионов, но и несколько представителей Генпрокуратуры.

Непосредственно про смертную казнь прокуроры особенно не высказывались - предпочитали говорить об эффективности борьбы с преступностью в Беларуси. Оперировали в основном цифрами. По данным МВД Беларуси, в 2013 году в стране зарегистрировано 96,7 тысяч преступлений, что на 5,3% меньше, чем в 2012-м. И такое снижение - каждый год. Поэтому доводы криминолога о том, что преступность жесткостью не побороть, для наших прокуроров показались не очень-то убедительными. Напротив, прокуроры упирали на то, что мир пока не придумал замены тюрьмам, а отсутствие должной жесткости с преступниками только ухудшит криминогенную обстановку в стране.

Вот, например, что ответил российскому криминологу во время конференции Владимир Турко, начальник управления по надзору за законностью судебных постановлений по уголовным делам Генпрокуратуры:

"Если в целом обратиться к ситуации, которая складывается в Беларуси, то динамика вполне благоприятная. Если в 2007 году судами Беларуси было осуждено 180 тысяч человек, то в 2013-м - 98 тысяч. Криминолог, профессор говорит, что преступность - в своем независимом плаванье, и вряд ли есть система противодействия этому. Давайте упраздним все правоохранительные органы: МВД, прокуратуру... Да, была ложная борьба с преступностью в Беларуси, когда существовали так называемые "барсеточники". Помните? Спит человек на лавочке, подходят, хватают барсетку, преступника в камеру. А жертвы часто были подставные". А сейчас, по словам представителя Генпрокуратуры, в Беларуси борются с реальной преступностью.

И приводит несколько примеров: "Ровно год в Беларуси действует закон, который был направлен против пьяных водителей. Вы сами знаете, какая ситуация была на дорогах нашей страны. Благодаря нововведению в нашей стране сократились на 30% нарушения правил дорожного движения лицами, управляющими автомобилем в состоянии алкогольного опьянения. Разве это не результат не только самого закона, но и тех, кто его применяет? А наркобизнес и наркотрафик? Мы видим картину, когда в один день в больницу скорой помощи поступило 15 молодых людей после употребления спайсов. Кто, как не система правоохранительных органов, должна победить это зло?"

"Чем больше отправляем в тюрьмы, тем больше получаем обозленных, жестоких преступников"

Однако у приглашенного российского криминолога не только своя статистика, но и свое мировоззрение, которое, как он сам говорит, в его 80 лет и с его опытом, ничем не перебьешь. Он сам сейчас преподает российским прокурорам, поэтому поспорить на тему эффективности борьбы с преступностью может и с белорусскими специалистами. Причем не залезая лишний раз за словом в карман. TUT.BY решил расспросить профессора Гилинского о том, почему он так нивелирует значимость работы правоохранителей, а также о том, почему долгие сроки лишения свободы не решают проблем преступности.

Яков Гилинский - доктор юридических наук, зав. кафедрой уголовного права юридического факультета Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена, профессор кафедры уголовного права Санкт-Петербургского юридического института (филиала) Академии Генеральной прокуратуры РФ, декан юридического факультета Балтийского Института экологии, политики, права.- Яков Ильич, зачем вы сегодня так шокировали наших прокуроров? 20 лет мы боремся с преступностью, а тут вы рассказываете, что правоохранители ни на что не влияют.

- Не совсем так. Активная деятельность милиции, прокуратуры и т.д. способствуют поддержанию правопорядка. Но это по конкретным преступлениям, может. В целом же при наших системах, которые существуют и в России, и в Беларуси не надо так отчаянно сажать людей. Это бесполезно. Никогда еще наказанием не удалось никого исправить: ни детсадовца, ни школьника, ни преступника. Как сегодня работает наша система "исправления"? Унизить, наказать, дать срок, чем больше, тем лучше. Для чего? Чтобы другим неповадно было. Но эффективной может быть только та система, которая будет решать в первую очередь вопрос, как сделать так, чтобы это лицо больше не совершало преступлений.

- Что вы предлагаете для реального снижения преступности?

- Лишение свободы надо применять в исключительных случаях только в отношении тяжких преступников, и то на 4-5 лет, не больше. Надо просто прислушаться к мнению психологов. Они установили, что нахождение в местах лишения свободы больше 5 лет приводит к необратимым изменениям психики. Чем больше отправляем в тюрьмы, тем больше получаем обозленных, жестоких преступников. Я был в тюрьмах очень многих стран: от Южной Кореи, Японии, Австралии, Канады до США и многих стран Западной Европы.

Мне близка европейская модель исправительной системы: сажают там только за тяжкие преступления, потому что вообще стараются поменьше сажать. Сроки желательно небольшие: свыше 80-90% преступлений наказываются сроками до 2-3 лет. Да вообще уже в мире много где преобладает краткосрочное лишение свободы, оно там исчисляется неделями и месяцами, а не десятилетиями, как в России. Там стараются выпустить преступника до наступления необратимых изменений психики. Ну не может человек в условиях издевательств в течение многих лет быть нормальным. В Японии порядка 90% наказаний - штрафы, а лишение свободы - это 3,5-4%. Например, по делам корыстным, когда совершаются преступления против собственности, вообще не нужно лишать свободы. Достаточно исправительных работ, общественных работ. По тяжким и особо тяжким надо лишать свободы. Ну почему за убийство в странах Западной Европы дают 4-5 лет, а у нас 10-20?
- У нас люди не поймут. Как это: преступник насиловал или убивал, а ему 4-5 лет?

- В Хельсинки начальник тюрьмы, помню, мне хвастается: "Вы знаете, - говорит, - мы недавно для того, чтобы у осужденных сохранялось чувство собственного достоинства, каждому стали давать ключ от камеры. Это не исключает того, что произойдет шмон, это не исключает проверки и контроля, но это предоставляет заключенным право сохранять чувство собственного достоинства. Я спрашиваю: "Так а по сколько человек у вас сидят в одной камере?" Он отвечает: "По одному, конечно! Ну не могут же двое незнакомых людей сидеть в одной камере!" А захожу в тюрьме на кухню, там 8 заключенных готовят торт, у кого-то из них был день рождения. Кстати, все 8 говорили на русском языке. Во многих европейских странах в тюрьмах днем камеры открыты. Заключенные ходят друг к другу в гости, общаются, в камерах стоит ящик с прохладительными напиткам, в каждой камере свой туалет.
Можно, конечно, упрекать: мол, мало ли чего они там на Западе придумали. Но ведь посмотрите, какой там уровень преступности. Почему мы, такие умные в своих подходах к наказаниям, но у нас самое большое количество заключенных на 100 тысяч населения (США и Россия - мировые лидеры), а количество тяжких преступлений при этом не снижается? В России - 10,0 в 2013, в Японии - 0,3 в 2011, в странах Западной Европы - около единицы. Потому что в цивилизованных странах, даже если опасного насильника или убийцу сажают, то стараются за этот срок если не помочь ему как-то развиться как личности, но хотя бы не ухудшить то состояние его души, которое толкнуло его на убийство или серию краж.

- Но ведь и в Беларуси, и даже в России статистика действительно говорит о том, что уровень преступлений снижается и у вас, и у нас из года в год. Вы не верите статистике?

- Преступность всегда жила и живет по своим порядкам, независимо ни от каких попыток с ней бороться. И это не только моя позиция. Это позиция всех известных криминологов мира, потому что мы обращаем внимание на другую статистику: с 50-х годов и до конца 90-х преступность росла во всём мире без исключения. С конца 90-х - начала 2000-х годов во всем мире наблюдается тенденция сокращения объема и уровня преступности и большинства ее видов. То есть мы видим волну. И эта волна формируется под воздействием разных факторов, а не полиций и милиций.

Статистика, которой оперирует криминолог: уровень убийств (на 100 тысяч населения) снизился в России с 23,1 в 2001 г. до 10,0 в 2013 г., в США с 6,2 в 1998 г. до 4,7 в 2011 г., в Германии с 1,2 в 2002 г. до 0,8 в 2011 г., в Колумбии с 72,2 в 2002 г. до 33,2 в 2011 г., в Японии с 0,6 в 2004 г. до 0,3 в 2011 г.

Мы живем в глобально-виртуальном мире. И в виртуальный мир ушла наша молодежь - основной субъект преступлений, которые считаются общеуголовными. В интернете молодежь встречается, там они любят другу друга, там они убивают, используя разные "стрелялки" и т.д. Я у своих студентов даже спрашивал: "Вы там уже рожаете или еще нет?" Значительная часть преступлений, которые совершала молодёжь раньше на улицах, ушла в мир интернета и остаётся незарегистрированной. Там уже происходят и грабежи, и кражи, и мошенничество. А в интернете сегодня правоохранительные органы либо не могут, либо пока не умеют регистрировать и ловить этих киберпрестпуников. По крайней мере, в тех масштабах, в которых они существуют. Не перестроились еще, и по старой советской привычке ловят тех, кого удается словить, и сажают на какие-то немыслимые сроки. А потом оперируют своей статистикой. Лучше бы действительно думали, как снизить преступность.

- На ваш взгляд, что сейчас нам мешает перейти на другую модель исправительной системы?

- Ответ вообще в том, какая у нас система в стране и как работают люди. Нам проще заполнять бумажки, чем думать, как можно реально уменьшить преступность. Никому это не надо. Людям в системе некогда думать. Например, основная беда в России - и госслужащих, и полиции, и науки, и образования, и медицины - в том, что все забюрокрачено до невозможности. Вот я заведую кафедрой уголовного права. Ко мне приходит заочник и начинает стоя заполнять какую-то бумажку. Я говорю: "Садитесь", а он: "Спасибо, но я на работе насижусь". Я: "А кем работаете?" Оказалось, инспектор уголовного розыска. И я ему говорю: "Так вы бегать должны, а не сидеть". Знаете, что ответил? "Яков Ильич, это мы раньше бегали, а сейчас мы сидим и бумажки заполняем". И врач, если вы придете к нему в России, даже на вас смотреть не будет, а бумажки будет заполнять. И в вузах мы не наукой занимаемся и не изучаем новые наработки, а заполняем разного рода формы. Мы все этим занимаемся, и полиция этим занимается. Когда ж ей думать про реформы?
Поэтому и говорить им проще, что вот, люди не поймут такого либерализма. Зато то, что творится сейчас у нас в тюрьмах, понимают? В России это сплошные издевательства, побои, негодное питание. Система, при которой за взятки можно все. Есть даже перечень расценок: сколько заплатить, чтобы пронести телефон в тюрьму, сколько заплатить, чтобы лишний раз пройти в баню или чтобы тебе принесли сигареты. А перейти на европейскую систему, чтобы реально снизить уровень преступности, естественно, денег нет. Ну конечно, сегодня России нужны деньги совсем на другое. Как у вас - не знаю, но, наверное, системы похожи.

news.tut.by