Александр ШЕСТАК, биолог-охотовед

То, как складываются отношения между дикими животными и человеком, в настоящее время в основном зависит от последнего.

* Этология - наука о поведении животных.

Поведенческие межвидовые связи у животных выстроены давно и остаются практически неизменными на протяжении тысяч лет. 

Волки добывают косуль и кабанов, избегая близкого общения с медведем. Во время кормежки зайцы постоянно настороже, вынюхивая и выслушивая малейшие признаки приближения лисицы или рыси, чтобы вовремя дать стрекача. Зубры и крупные секачи не боятся никого, и ведут себя так, как им хочется.  

Поведенческие межвидовые связи у животных выстроены давно и остаются практически неизменными на протяжении тысяч лет. Волки добывают косуль и кабанов, избегая близкого общения с медведем. Во время кормежки зайцы постоянно настороже, вынюхивая и выслушивая малейшие признаки приближения лисицы или рыси, чтобы вовремя дать стрекача. Зубры и крупные секачи не боятся никого, и ведут себя так, как им хочется.

Если же встреча между особями разных видов происходит впервые, отношения устанавливаются в зависимости от ситуации.

Два мира

В школьные годы все выходные дни и каникулы я проводил в скитаниях по окрестным лесам и полям. Вооруженный театральным биноклем, я подкрадывался к кормящимся на старицах уткам, с наслаждением наблюдал, как лосиха кормит длинноногих угловатых несмышленышей, удивлялся строительным способностям бобров.

В одно погожее сентябрьское утро я тихо шел по берегу неширокой речушки Бродни, которая избежав спрямления в годы огульной мелиорации, то скрывалась в мрачных густых ельниках, то искрилась на солнце  среди обширных лугов. Осень уже тронула кистью кроны деревьев, заполыхавших всеми оттенками желто-багряной феерии на фоне пронзительно голубого неба. 

Торжественную тишину под пологом леса, невообразимую на  суетных городских улицах, изредка прерывал тоскливый голос черного дятла - желны, оплакивающего ушедшее лето. Над обласканными солнцем луговыми травами звучала радостная симфония в исполнении сводного хора кузнечиков, наслаждавшихся последними теплыми деньками. Однако в воздухе над ними уже плыли поблескивавшие в солнечных лучах паутинки.

В этот раз меня сопровождал беспородный пес Дэн, живший возле нашего подъезда, которого мы с сестрой подкармливали остатками своих обедов. Приземистый, с длинным туловищем и короткими кривыми лапами, с большими полустоячими ушами и хвостом баранкой, как говорится «истинный дворянин» по происхождению, он отличался кротким и добрым нравом. Причины, почему он увязался за мной, не знаю: ни до этого, ни после такого не случалось. Но сейчас он то трусил наступая мне на пятки, то выбегал и рыскал недалеко впереди, временами оглядываясь, проверяя, следую ли я за ним. Среди высокой травы мелькали черные уши и хвост.

Мы отошли от города километров двенадцать, когда я заметил впереди, метрах в 150-ти, на лугу лисицу, которая вела себя довольно забавно. Медленно переступая лапами и припадая к земле, она к чему-то подкрадывалась, потом делала стремительный высокий прыжок и прижимала передними лапами какую-то добычу. Если повезло (а такое случалось довольно часто) - быстро жевала, поглядывая при этом по сторонам, потом снова начинала подкрадываться.

Я никак не мог сообразить, на кого же она охотится. Для мышей - слишком частые прыжки, причем почти на одном месте... Пока не обратил внимания на Дэна, который в точности копировал действия лисицы. Оказалось, что они ловили кузнечиков.

Наблюдая за зверем в бинокль, я потихоньку двигался в его направлении. Когда расстояние сократилось метров до 80-ти, я остановился: лисица заметила прыжки Дэна. Она вдруг села на задние лапы и, смешно поворачивая голову на тонкой, покрытой коротким летним мехом шее, минут пять пристально наблюдала за собакой. Та, из-за своего роста не видевшая зверя, продолжала «охоту». Наконец, решив, что пятнистое создание не представляет для нее опасности, лисица снова принялась за кузнечиков, иногда поглядывая на пса. Расстояние между ними понемногу сокращалось.

Наконец Дэн тоже увидел рыжую, от удивления сел и стал наблюдать за нею, точно так же удивленно крутя головой. Я с трудом сдерживал смех. Через пару минут продолжавшая охотиться лисица, заметив, что привлекла внимание незнакомца, тоже села. Между ними было около 20-ти метров. Игра в гляделки длилась минуты три, после чего оба зверя почти синхронно привстали и начали медленно сближаться, припадая к траве. Маленькими бесшумными шажками понемногу к ним подходил и я.

Когда расстояние между животными сократилось до метра, у Дэна не выдержали нервы, он развернулся и побежал в мою сторону. В его взгляде читалось искреннее недоумение: почему я не реагирую и стою, не шевелясь? Лисица снова села. Обежав вокруг меня и набравшись смелости, Дэн вновь направился в ее сторону. Снова началось медленное напряженное сближение. Морды настороженно вытянуты вперед, лапы полусогнуты, хвосты параллельно земле.  Вот между кончиками носов метр, полметра, тридцать, двадцать, десять сантиметров! Замерли! Два мира смотрели в упор друг на друга. Лисица была молода и неопытна и никогда прежде не встречала собак. Дэн всю свою жизнь прожил среди каменных домов на пыльном асфальте и никогда не видел лисиц. Я наслаждался невиданным зрелищем. Смотрины продолжались с минуту.

И тут городские манеры проявили себя:

- Гав! - поздоровался Дэн.

Не привыкшая к столь вежливому обращению дикарка-лисица подскочила вверх, на лету развернулась и рванула в сторону леса. Оторопевший кавалер стоял на месте, недоуменно глядя ей вслед, потом развернулся и, помахивая хвостом, подбежал ко мне. Выглядел он несколько смущенным, возможно корил себя за несдержанность.

Кто в доме хозяин?

Взаимоотношения между особями разных видов, также как и внутривидовые, в каждом конкретном случае определяются  конкретными участниками общения.

В Осиповичском лесоохотничьем хозяйстве на подкормочной площадке однажды вечером кормился молодой, лет трех, самец зубра. Он с удовольствием подбирал насыпанные егерями в большую кормушку овсяные зерна и медленно пережевывал их, глядя перед собой. Ближе к ночи его философское одиночество было прервано появлением кабана-секача. Довольно крупный экземпляр свиного племени повел себя крайне невежливо.

Выйдя из леса и недолго почавкав зерном из соседней кормушки, он возбужденно поднял шерсть на загривке и, прижав уши, уставился на меланхолично жевавшего зубра. Тот никак не отреагировал на агрессивную позу нового посетителя, продолжая размышлять о бесконечности Вселенной.

Такого безразличия кабан вынести не мог - в конце концов: «кто в лесу хозяин?». Грозно клацнув клыками, он стремительно ринулся на «философа». Казалось, таран неизбежен. Однако, не долетев до зубра метра два, секач резко затормозил всеми четырьмя копытами и, остановившись, угрожающе что-то рявкнул. Бык перестал жевать и удивленно повернул рогатую голову в сторону возмутителя спокойствия. Постояв несколько секунд с опущенным к земле лычом, кабан отбежал метров на десять назад и, развернувшись, снова ринулся в атаку. И снова не добежав около двух метров замер, грозно клацая клыками.

Так продолжалось несколько раз. Морда кабана покрылась хлопьями белой пены. Бока его ходили ходуном. Однако последний рубеж сохранялся в пределах первоначально избранной дистанции.

Ошарашенный такой настырностью зубр, с опаской поглядывая на бешеное животное, неторопливо ретировался в лес. Победно задрав хвост, секач вернулся к своей кормушке и продолжил трапезу.

Можно с большой долей вероятности предположить, что в данном случае сказались относительная молодость зубра и приобретенная во многих схватках во время гона уверенность в своих силах секача. Трудно представить такую ситуацию со взрослым быком.

Из рода Canis

Не единожды в нашей практике были случаи дружественных встреч егерских лаек и волков.

Во время одного из ноябрьских загонов, в дождливую ветреную погоду, егерь бесшумно вышел на лесную полянку, на которой его лайка, годовалый западно-сибирский кобелек,  дружелюбно помахивая хвостом, обнюхивался с волком-переярком. Появление человека прервало их общение, волк рванул в лес. Оторопевший от неожиданности егерь забыл про висевшее на плече ружье.

На другом участке охотхозяйства в лунную январскую ночь егерь отправился с лайкой на поиски енотовидных собак, которых выгнала из нор продолжительная оттепель. Растаявший снег, глубина которого перед потеплением достигала полуметра, затопив логова, разбудил спящих животных, заставив бродяжить по полям и лугам, изрезанным переполненными водой мелиоративными каналами.

Настигнутый лайкой зверь обычно вступает с ней в схватку, но если чувствует, что силы неравны, притворяется мертвым и лежит неподвижно: подходи и бери. Незнающих людей такое поведение часто приводило в заблуждение. Принеся домой найденное в лесу «мертвое» животное и бросив добычу в сарае, чтобы, переодевшись и подкрепившись, вернуться снимать шкуру, они открывали от удивления рты, когда не обнаруживали «мертвеца» на месте.

В этот раз, отойдя от деревни с пару километров, егерь заметил на поле в свете луны мелькнувший темный силуэт. Решив, что это «енотка», Василий, так звали егеря, начал тихонько посвистывать, подзывая где-то бегавшую собаку. Минут через пять, осматривая поле в бинокль, егерь разглядел бегущую по полевой дороге лайку, за которой бежали две рослые овчарки. «Ну, Семен, - разозлился  Вася на соседа по деревенской улице, державшего во дворе пару свирепых собак, - снова спустил с цепи своих оглоедов! Предупреждал же! Придется протокол составлять!».

Однако, приглядевшись повнимательней к приблизившейся уже метров на тридцать процессии, он вдруг подумал, что для Семеновых овчарок собаки уж больно велики.

«Анчар у меня здоровый, - рассказывал он мне на следующий день, - а эти чуть ли не в два раза выше в холке. Потом смотрю, сбоку еще и третий бежит. Тут я вдруг понял: «Волки!». И что интересно, бегут спокойно, рядышком, Анчар дружески хвостом помахивает, а ты же знаешь, Владимирович, какой он злющий. Меня не замечают, куст прикрывает. А карабин не заряжен! Патроны только в магазине!

Клацнул я затвором, вскинул приклад к плечу, а волки уже несутся вдали. Отбежали метров на сто, остановились, один лег, двое рядом стоят. Выцелил я одного из стоящих, который немного ближе ко мне был, ударил, он об землю. Лежавший на ноги вскочил, и его по лопатке. А третий ушел на махах. Две волчицы оказались, одна старая, вторая - прошлогодка. Интересно, долго ли их «дружба» с Анчаром продолжалась бы?»

Доверие нужно заслужить!

Граница общения между человеком и животными подвижна и определяется последними в зависимости от полученного опыта от встреч с представителями племени двуногих, или отсутствия такового.

Животные по своей сути прагматичны, они не будут рисковать жизнью из хвастовства, удали или по причине плохого настроения из-за ссоры с супругой. В то же время, зачем тратить энергию на бегство от другого животного, в том числе человека, если оно не наносит тебе ущерба, то есть не опасно?

Именно этим определяется расстояние, на которое подпускает к себе данная конкретная особь.

На одном из глухариных токов, когда я попал на его территорию впервые, петухи не улетали при нашем с егерем появлении, а просто отбегали немного в сторону, косясь на невиданные доселе создания в болотных сапогах. Однако после нескольких лет хоть и не частой, один-два раза за сезон, охоты, они стали гораздо осторожнее, поднимались на крыло в пределах видимости, несмотря на то, что добывали мы только токующих на деревьях птиц. Не исключаю, что могло сказаться и вмешательство рыси, численность которой стремительно росла: мы нашли несколько останков птиц, задавленных этими «пушистиками». Либо вмешательство браконьеров - двоих мы задержали ранним утром на границе тока.

Другой пример. Во время стараний по сохранению в наших охотугодьях (где олень не обитал) зашедших с территории соседнего охотхозяйства животных, мы полностью запретили в лесах охоту с собаками, усилили охрану мест, где они держались, как днем, так и ночью, создали сеть солонцов. Принятые меры, несмотря на уверения многих знатоков, утверждавших, что развести чужого оленя невозможно,  дали свои результаты: через несколько лет  мы с радостью слышали в своих угодьях рев НАШИХ оленей. Сейчас их поголовье по самым скромным прикидкам составляет около двухсот особей.

В одну из тех давних ночей, при проведении рейда по борьбе с браконьерством, фары нашего старенького "Уазика" высветили на поле стадо оленей, голов на двадцать, которые стояли, сбившись в кучу метрах в тридцати от дороги и с любопытством смотрели в нашу сторону, не проявляя особых признаков беспокойства. Полюбовавшись на животных, мы все-таки спугнули их, так как с браконьерами еще не покончили, а столь легкую добычу эти двуногие волки не упустили бы.

Через полгода при проведении охоты с иностранцами на территории другого охотхозяйства я был удивлен осторожностью тамошних оленей: звери не подпускали машину ближе двухсот-трехсот метров. Для любителей позлословить сразу же оговорюсь: охота была законной, с соблюдением всех требований Правил. Я сделал для себя вывод, что в тамошних местах олени понимали, чего можно ожидать от самодвижущихся экипажей. Подтверждением послужили слова опытнейшего охотоведа из Осипович Антона Антоновича Шабовича, который рассказывал, что в годы активного обездвиживания оленей для переселения в другие охотхозяйства животные, кормящиеся на делянке на виду бригады лесорубов, вдруг, без видимых причин скрывались в лесу. А через минут десять к делянке подъезжал "Уазик" Антона Антоновича, из которого им и производилась стрельба пулями «Комарова».

Что страшнее?

Приобретенным опытом определяется реакция зверей и на иные искусственные раздражители.

В начале 1990-х, в конце лета мы с егерями сидели на трех временных вышках на большом кукурузном поле в ожидании выхода кабанов. О сохранении трофейных животных тогда не думали, стреляли как подсвинков, так и секачей, берегли только свиноматок. Договоренность была такая: кто добывает зверя - сообщает остальным по радиостанции, чтобы не стреляли, лицензия была одна.

Моя вышка стояла на краю леса. Между ней и высокой стеной кукурузы был незасеянный кусок поля метров тридцать шириной, поросший невысокой травой. Именно на нем я надеялся сделать прицельный выстрел. Про карабины в те годы мы даже не мечтали и охотились с обычными гладкостволками, «ижевками» и «тозовками», причем довольно успешно. Речь идет не о загонной, а об индивидуальной охоте.

Заходя на вышку, я по диагонали пересек эту чистину.  Прошло около часа ожидания. Солнце укатилось за лес. В недалекой деревне мычали коровы, пригнанные с поля, лениво перегавкивались собаки. Понемногу подтягивались комары, пришлось опустить сетку накомарника.

В легких сумерках позади вышки треснула ветка. Потом еще одна, ближе. «Кабан-одиночка!» - понял я. Стадо идет с гораздо большим шумом, с повизгиванием поросят, похрюкиванием подсвинков, грозными окриками свиноматки, слышно издалека. Секачи же, несмотря на внушительные габариты и вес, подходят почти бесшумно.

Тихий вздох правее вышки вскоре подтвердил мое предположение: «Вынюхивает!». Я замер. Минут пятнадцать зверь стоял, не шевелясь, оценивая обстановку. Если бы не опыт предыдущих охот, я бы подумал, что он ушел. Выдержка была вознаграждена: шевельнулись кусты метрах в пятнадцати от вышки и из них показался длинный черный лыч с ясно видимыми клыками, довольно внушительной длины. Постояв еще секунд двадцать, кабан неторопливым шагом двинулся к кукурузе. Это был крупный представитель своего племени, с уже круглыми наетыми боками и крутым горбом.

Я медленно поднял ружье, прицелился под левую лопатку и начал плавно давить на спусковой крючок.

- Та-дах! - донеслось справа из-за мыса леса, где метрах в 300-х стояла еще одна вышка.

Мой кабан, задрав кверху хвост, рванул назад. Добежав до опушки, метрах в двадцати пяти от вышки, он остановился и начал шумно втягивать воздух. Я решил понаблюдать за животным, которое понемногу успокоилось и, постояв еще минут пять, снова тронулось к кукурузному полю. Не успел кабан отойти от леса на десять метров как раздался второй выстрел.

«Добрали!» - понял я. На этот раз секач пробежал назад метров пять, затем замер, возвышаясь над травой на добрый метр, глядя в направлении прозвучавшего выстрела. В бинокль были отчетливо видны поднятая на загривке длинная шерсть и шевелящиеся локаторы ушей. В подтверждение моих догадок радиостанция чуть слышно сообщила голосом егеря, что зверь добыт.

Не отвечая, я следил за своим кабаном. Сделав заключение, что стреляли не в него, он снова, в третий раз, направился к кукурузе. Решив проверить реакцию зверя на свет, я включил лампу-фару литовского производства, закрепленную на стволе моего ружья. К этому времени сумерки сгустились достаточно, чтобы кабан оказался в ярком световом круге. Однако никакой реакции не последовало: зверь спокойно трусил в сторону поля, не обращая внимания на произошедшие изменения. Как будто луна выглянула из-за облаков!

Однако метров через десять его поведение вдруг резко изменилось. Секач остановился, громко недовольно чмыхнул, резво развернулся и на махах скрылся в лесу. После некоторого недоумения я сообразил: он дошел до моих заходных следов! И хотя прошло уже более двух с половиной часов, осторожность заставила его отказаться от еды в этом опасном месте. Именно благодаря этому качеству он достиг своих размеров.

Что же касается игнорирования света фары, я сделал вывод, что из-под света на него еще не охотились. Подтверждением этому служили множество охот, во время которых стоило зажечь лампу, как животные моментально срывались с места. Звук выстрела, особенно вначале сезона охоты, сам по себе не очень пугает зверя, в природе он не настолько редок: во время грозы гремит гром, самолеты переходят на сверхзвуковую скорость с оглушительным грохотом.

Мой хорошо знакомый егерь из Тетеринского охотхозяйства, не склонный к фантазиям и небылицам,  рассказывал, как продолжали кормиться кабаны после того, как один из них лег замертво в результате точного выстрела. Площадка располагалась в большом лесном массиве, который редко посещался людьми из-за удаленности от населенных пунктов, отсутствия  дорог и заболоченности. Полагаю, что животное четко определяет, являлось ли оно мишенью, или нет.

Нередки случаи, когда после выстрелов по одному зверю, на поле  или подкормочную площадку через небольшой промежуток времени выходили другие. В нашем охотхозяйстве, к великой радости одного российского охотника, через пятнадцать минут после добычи кабана, ему удалось, не слезая с вышки подстрелить волчицу, заглянувшую с ревизией на подкормочную площадку. В данном вопросе, по-моему, все зависит от профессионализма работников охотхозяйства: при чрезмерно интенсивной охоте, если сидеть с оружием на одном и том же месте чуть ли не каждый день, звери вообще не будут приходить, какой бы корм вы им не выкладывали.

При проведении загонных охот егерям через несколько лет приходится менять направление загона или размещение стрелковой линии, так как звери, учитывая предыдущий горький опыт, выходили из загона в новых, порой совершенно нетипичных местах, или прорывались через линию загонщиков, даже если те шли с разрывом в пять-семь метров между собой. Особенно это характерно для оленей и косуль.

• Чем больше общаешься с животными, особенно наблюдая за ними в состоянии естественной свободы, тем крепче становится убеждение в ошибочности категорического отрицания наличия у них разума и сведение их нервно-психической деятельности к рефлексам. Общеизвестны своим мышлением приматы, слоны, дельфины, собаки. Очень приятно расширять этот перечень во время наблюдений за видами, которые по разным причинам в меньшей степени привлекают к себе внимание.

«Барабан был плох, барабанщик бог»

Ранним апрельским утром я вышел на прогулку со своим фокстерьером Чаком в прилегающий к нашему микрорайону лесопарк. Солнце только-только поднялось над деревьями и принялось растапливать образовавшийся за ночь тонкий ледок на лужах. Звонкие птичьи голоса сливались в едином гимне, прославлявшем Весну и Любовь. То тут, то там слышалась радостная барабанная дробь пестрых дятлов, устроивших конкурс между собой по выбору самых голосистых сухих сучков.

Роль председателя жюри я взял на себя и к концу прогулки присудил победу за оригинальность исполнителю, использовавшему в качестве инструмента...металлический кожух уличного электрического фонаря! Минут пять мы с Чаком простояли у столба, с огромным удовольствием наблюдая, как этот франт в черном фраке и красном берете, самозабвенно извлекал оглушительные звуки своей весенней кантаты, изредка поглядывая на зрителей в ожидании аплодисментов.

Закончив исполнение произведения, он перелетел на соседний столб, попробовал на звук тамошний кожух и, неудовлетворенный его качеством, удалился за кулисы, скрывшись в лесу.

«Есть «женщины»  в русских селениях...»

А вот пример, подтверждающий нашу всегдашнюю близорукую самоуверенность.

Теплым летним днем, возвращаясь с работы по деревенской улице, я издали заметил дерущихся петухов. Схватка происходила на границе двух дворов. Один из бойцов был чисто белый, с высоким темно-красным гребнем, другой - ярко-пестрой, «фазаньей», окраски. Они наскакивали друг на друга с громким квохтаньем и хлопаньем крыльев. Несколько куриц в сторонке наблюдали за исходом сражения.

К моему приближению белый уверенно теснил своего цветного соперника, тот уже начал поглядывать по сторонам, выбирая, куда бы юркнуть, не потеряв лишних перьев. И тут ему на помощь бросилась маленькая пеструшка, до той поры жавшаяся к дощатому забору. Выставив вперед грудь, распушив перья, быстро хлопая короткими крыльями, с отчаянным квохтаньем она вновь и вновь наскакивала на обидчика ее суженого-ряженого. Белый петух, оторопев от такого неожиданного напора, стушевался и  боком, боком скользнул вдоль забора к своему двору. За ним последовала его свита-гарем.

«Фазан» сразу же высоко поднял голову, распушил съежившийся, было, хвост и, похлопав крыльями, издал победное «кукареку». Затем, грозно поквохтав и  продрав придорожную пыль шпористыми лапами, он гордо двинулся на свою территорию. Рядом семенила пеструшка, тихим воркованием извиняясь и оправдываясь, что посмела вмешаться в Великую Битву, которую, конечно же, выиграл бы ее Повелитель и без ее помощи.

Признаюсь, я был огорошен увиденным. Фразы-штампы: «безмозглая курица», «глупая курица» отражали мое обычное отношение к этим птицам. Для меня было настоящим откровением, что и им присущи самопожертвование и взаимовыручка.

Еще один щелчок по носу, напоминание: «Окружающий нас Мир огромен и разнообразен, все живущее в нем разумно. Разумно настолько, насколько это для него необходимо в его жизни. Относись ко всем животным с уважением. Они этого заслуживают».

В качестве эпилога

«Взаимоотношения Человека и Природы», «Влияние Человека на Природу», «Человек и Природа» - все эти и подобные им словосочетания изначально по своей сути неверны. В них заложено противопоставление одного другому, в то время как Человек - всего лишь одна из бесчисленных  составляющих Природы, обладающая несколько большими возможностями разума.

В то же время, по более глубокому размышляю, наблюдая за поведением многих представителей вида «сапиенс», приходишь к выводу, что эти возможности во многом преувеличены.

Современный человек силен своими технологиями, которые, основываясь одна на другой, расширяют его возможности, однако в результате оставляют сознание зачастую неразвитым. Несмотря на умение посылать эсэмэски и делать два быстрых клика мышкой, мы не можем утверждать, что умнее Сократа, Александра Македонского или Клеопатры.

С другой стороны, для нас до сих пор остается  неизвестным, обладают ли интеллектом мухи и муравьи, лягушки и зяблики.  Стоит задуматься... (если есть чем)...

wildlife.by