Общественную атмосферу в современной России можно охарактеризовать одним словом - безысходность.

Безысходность витает именно в «общественной атмосфере», в которую люди попадают либо по долгу службы, либо просто по долгу, либо временно выпадают в сферу «широких общественных интересов» по надобностям частной жизни. Сама же «частная жизнь» живёт по своим законом, и лишь изредка и фрагментарно соотносится с процессами в «общественной атмосфере». Поэтому безысходность явно «витает», но как бы не для всех, не везде и не всегда.

Безысходность - это очень просто, это когда безвыходность во всём: во всём, что важно. Безысходность - это когда какую проблему не решай, хорошие решения никак не находятся; куда не ткнись в поисках выхода или исхода - всюду либо тупик, либо хаос, либо «ещё хуже». В этой ситуации очень хочется вообще ни о чём таком не думать, ничего не менять и надеяться, что «всё как-нибудь само»... В «эпоху безысходности» стабильность, как позитивная метафора застоя, становится спасительной религией. Но с «культом стабильности» безысходность никуда не девается, а продолжает медленно, но верно разъедать мозг и душу.

«Общественная безысходность» - это общественные настроения и практики, в которых опредмечивается тревожное подсознательное ощущение бесперспективности страны, общества, государства в обозримом, доступном человеческому пониманию будущем.

«Общественная безысходность» проявляется в нарастании социальной и политической невротичности общества. В публичных поступках все больше экзальтации, истеричности, надрыва. Политические и общественные деятели, чувствуя свою беспомощность перед будущим, находят замещение в повышении агрессивности, фрустрируют немощь в злобу и ненависть, в бесконечную инвентаризацию врагов. Политика мельчает и упрощается. Упрощение в политике - это, в том числе, всё более жёсткая поляризация политических сил, демонстративное, ожесточённое и одновременно формалистское противопоставление политических идентичностей. «Других» всё меньше, «чужих» всё больше. Любой самый сложный процесс объясняется заговором-проектом и происками злодеев. Бесконечное разоблачение «заговоров» и «злодеев» становится смыслом политической и гражданской жизни и единственным вариантом ответа на вопрос «что делать?» в обществе, страдающем безысходностью.

Приводить примеры скучно - они везде, их множество и в Москве, и в Перми.

Упрощением и «игрой мускулов» лидеры пытаются приручить выскальзывающую из под их влияния всё усложняющуюся действительность. Не находя ответов на большие и сложные вопросы люди обращаются к проходимцам, авантюристам и простакам. «Упрощение» - это второй после «Стабильности» догмат в обществе переживающем безысходность. Но люди, рассчитывающие на «стабильность всегда» и «простоту во всём», не могут рассчитывать на успех в конкуренции с теми, кто ни на то, ни на другое не рассчитывает. Однако последних в России нет или почти нет, поэтому выиграют первые, но сами у себя: молясь на «стабильность» в «простенькой» недоделанной стране, паразитирующей на своём географическом положении (нефть и газ оказались под ногами) - мы доведём её до хаоса, до катастрофы.

Для большинства «общественная безысходность» - это только ощущение, но для очень немногих - она ещё и выношенное убеждение, основанное на знаниях (я не о себе - мне достаточно ощущений). Подавляющее большинство российских профессиональных мыслителей, чья миссия - «думать о судьбах родины»: и прорежимных, и антирежимных, и надрежимных; и «экономических», и «политических», и «социогуманитарных»; кто «между строк» вопреки установкам, кто прямо - считают, что «системный кризис», «революция», «хаос» - в общем, «национальная катастрофа», в том или ином виде, может случиться у нас хоть когда, и уж точно в среднесрочной перспективе, то есть, в ближайшие шесть-восемь лет. Различия в причинах, формах, масштабах и виновниках катастрофы.

Для кого-то грядущая «глобальная российская катастрофа» - это «общее место», очевидность не требующая доказательств, для кого-то большое личное открытие или раздражающая чушь. В конечном счёте, катастрофичность ближайшего российского будущего - это «вопрос веры». Общественные науки лишь называются «науками» - до «научности» химии и биологии им «как до Пекина». Какие бы нобелевские премии не получали экономисты, какого бы общественного и академического признания не добивались политологи, социологи, философы - ещё никому не удавалось на основе одной парадигмы более или менее точно спрогнозировать среднесрочное и долгосрочное развитие двух и более стран.

Не то чтобы Россия вообще не может претендовать на хорошее будущее - очень даже может и должна, но в силу самых различных обстоятельств (широко известных в узких кругах), в том числе связанных с «колеёй исторического развития страны» и особенностями политического режима Владимира Путина (об этом чуть позже), нам в это хорошее будущее уже не вступить, не пройдя через полосу серьёзнейших общенациональных кризисов и катаклизмов. В недоделанной вялой стране, одурманенной «нефтегазовым опиумом», в которой ни власть, ни общество не могут и не хотят ничего серьёзно менять, хорошее будущее будет стоить очень дорого: и стране, и каждому её жителю. Увернуться от этой платы будет очень сложно, даже самым вёртким.

«Декабристы» лишь зафиксировали безысходность, но не указали выход из неё и разошлись, словив «кайф толпы» от сетевого и митингового, а на самом деле «классового», единения. И сам протест был не против режима, а за улучшенный режим и за более достойное место в нём для себя и своего «класса». В современной России даже будущий правящий класс - зарождающаяся «информационная буржуазия» - не осмеливается заявлять свои права на государственный штурвал, не осмеливается даже думать о себе, как о новом «хозяине жизни».

Новая жизнеспособная Россия, если и обретёт себя, то не до, не вместо, а во время грядущей катастрофы. Потому что развращённая и извращённая нефтегазом и путинским режимом страна реально обновиться и обрести новые «невиданные силы» может только тогда, когда очень приспичит, когда иного выхода уже не будет, не только в теории, но и на практике. Предотвращать «катастрофу России» бесполезно: условия необходимые для её предотвращения, могут сформироваться только во время самой катастрофы.

Мой подход: надо расслабиться и смириться с неизбежным. А смирившись, думать не о том как предотвратить национальную катастрофу, хаос и тому подобное (глупо спорить с «пользой нефтегаза» и «космосом национального бессознательного»), а о том как грядущий хаос пережить с минимальными потерями и как во время хаоса работать на его преодоление в сторону светлого будущего для себя и для страны, а не в сторону её распада и собственной деградации (хотя не исключаю, что распад страны может стать необходимой платой за избежание социальной деградации её жителей).

Вокруг же всё наоборот. Даже самые информированные и разумные люди, понимающие на сколько фатально соскальзывание страны в яму «национальной катастрофы», продолжают мыслить и действовать в парадигме «предотвращения соскальзывания». Повсюду «дурная конструктивность» и потуги на «позитив», бесконечные советы режиму и всевозможным оппозициям как «улучшить ситуацию» прямо сейчас, как «не допустить развития событий по худшему сценарию» и так далее (меня самого постоянно сносит в это русло). Но всё это не о том, всё это - о невозможном.

В водоворот мы уже попали. Думать надо не о том, как из него выбраться, а о том как набрать побольше воздуха, на чём сосредоточиться, чтобы не запаниковать, когда утянет под воду и что делать когда водная круговерть шлёпнет тебя, ещё живого, о дно (слава богу, мы не в океане плывём по течению, а всего лишь по широкой, но быстрой реке с порогами и омутами - дно близко). И так далее.

Ясное дело: мысль материальна - люди боятся серьёзно и практично думать о худшем. Но пробовать надо, чтобы не просто выбраться из передряги, но выбраться с лучшими шансами в новой жизни.

Вопрос: о чём именно думать?

Во-первых, «неинтересно и бесперспективно» потому, что серьёзные общественные катаклизмы, как правило, обнуляют политическое пространство или почти обнуляют. То есть, доводят общество до катаклизмов - одни люди, а упорядочивать хаос пытаются, как правило, уже совсем другие. Обычная история. Катастрофа сформирует новое политическое пространство, новых основных игроков, которые сегодня и сами не знают, что таковыми будут. Поэтому глупо сегодня рассчитывать на тех, кто, с большой вероятностью, будет пустым местом тогда, когда потребуется делать «что должно».

Представьте себе сегодняшнюю политическую элиту «путинского призыва», всю эту размазанную тонким слоем по стране массу единороссовских чиновных и бизнесовых «активистов», в ситуации реального общенационального кризиса, неважно по какой причине возникшего, но уже без путинского авторитарного стержня (он первый, кто пострадает), с толпами рассвирепевших обывателей по всей стране, начавшимся мародёрством, деморализованной полицией, массовой и хронической невыплатой пенсий, пособий, зарплат, со стремительно выходящей из строя коммунальной инфраструктурой и т.д. и т.п. Они же разбегутся по заграницам при первых серьёзных симптомах. Особые эстеты запрутся в имениях, бункерах и в специальных коллективных vip-зонах под охраной частных армий. «Путинский естественный отбор» - вещь серьёзная. В «гвардию встающих с колен» не для спасения отечества людей набирали, а для других нужд.

То же самое, думаю, можно сказать и о значительной части сегодняшней политической оппозиции (за исключением харизматиков вроде Сергея Удальцова и части «рядовых бойцов»): по своим политическим качествам сегодняшняя публичная оппозиция (и старая, и новая) одной крови с «путинским призывом». Даже самые свежие из самых публичных противников режима (Алексей Навальный, Илья Пономарёв, Ксения Собчак, и другие) вышли из общей с «жуликами и ворами» «путинской колыбели», одной с ними социальной крови. Социальные (неполитические) различия между ними не велики: одни - прорежимные мажоры, другие антирежимные мажоры. И те, и другие - «потребители» страны, но не «производители» её. И те, и другие купаются в режиме, используют его и получают от него всевозможные удовольствия - только одни по разрешению, а другие без спросу. И те, и другие находятся в стране, но не живут в ней, неукоренены в современной России (хотя и те, и другие, ещё недавно, в «эпоху вставания с колен» принадлежали к «сословию укоренённых»). И те, и другие - агенты будущих катаклизмов, но не ликвидаторы их. Катастрофа вызовет к свету совсем других людей (не лучших, а других), с иными социальными кодами.

Во-вторых, проектировать «катастрофную политику» для сегодняшних политических элит и институтов «неинтересно и бесперспективно» просто потому, что они не в состоянии принять такие проекты (даже самые разумные из вождей). Любые действующие политики (и у нас, и не у нас) - рабы «позитива», они не могут существовать не обещая скорого лучшего будущего, они не могут включать в текущую публичную политику «издержки на катастрофы». Подготовка и приспособление к «национальной катастрофе» не соответствует мандату любой власти и любой оппозиции. В их мандатах - только «предотвращение». И это правильно, но именно поэтому они и обречены при наступлении худшего (обречены именно как политики, но не как люди; в эпохи катаклизмов политики, даже бывшие, вооружены лучше многих: дополнительная информация, дополнительные ресурсы, дополнительные возможности для эффективной амбаркации). Чтобы сегодня мыслить «катастрофой» и «послекатастрофой» нужно быть скромным, упорным и занудным «сектантом»... вроде меня, но ещё скромнее и упорнее.

Интересно и перспективно другое.

А как может подготовится к «национальной катастрофе» не государство или политический вождь, а простой человек, обыватель? Как правильно вести себя лично мне, когда вокруг бардак, привычные правила не работают, из людей прут первобытные инстинкты, «завтрашний день» каждый день под вопросом, а начальники разбежались или «косят под дурочку»? На какие ресурсы и чьё содействие я и моя семья можем рассчитывать во время хаоса и можно ли запастись этими ресурсами (я не только о еде, но и о ней) и заранее заручиться этим содействием?

Вот, по-моему, что по настоящему интересно и важно в связи с ожидаемой мною «национальной катастрофой». Причём важно не только для каждого конкретного простолюдина-обывателя, но и для страны в целом, и не только в смысле «человекосбережения», а потому, что именно во время общественных катаклизмов, при обнулении политического поля и деградации элит, наступает то «волшебное время», когда от «простого человека» действительно многое зависит. Прежде чем новые элиты приступят к «освоению катастрофы» - их должен кто-то из себя выдавить и легитимировать. Во время общественных катастроф символический «общественный договор» реально перезаключается и не на искусственный «выборный период», а на целую последующую эпоху и очень важно при перезаключении этого «договора» в каком состоянии пребывает простолюдин-обыватель, насколько он деморализован, слаб или силён духом, человек ли ещё или уже тварь дрожащая.

Немцы вот подкачали: намучившись в Первой мировой и в «великой депрессии» выбрали себе в поводыри Гитлера со «взбесившимися лавочниками». Американцы, наоборот, от ужасов «депрессии» разродились «социалистом» Рузвельтом и его задорными пижонами-кейнсианцами. У нас был свой неплохой опыт в 1612 году, но слом частной жизни обывателей во время Смуты был, конечно, не такой  мощный как у немцев и американцев во время «великой депрессии», да и человек в XVII веке был менее социально уязвим, поскольку в меньшее количество общественных связей был вовлечён (примитивное натуральное хозяйство - очень прочная вещь, Россия в очередной раз это доказала выживая в 90-х ХХ века. Но сегодня уже нет тех соток, тех навыков и те поколения постепенно из строя выходят).

Каких конкретных новых «начальников» выдвинут погружённые в хаос обыватели, какую повестку им делегируют (типа «бежать к китайцам» или «здесь останемся»; «всей страной выживать будем, по привычке к Москве потянемся» или «Уралом сподручнее, если ещё нефтяную, но малолюдную Югру прихватим» и т.д. и т.п.). Во всех этих вынужденных выборах и решениях очень важно будет с какими ресурсами и в каком ближайшем окружении «вступит в хаос» каждый конкретный человек, каждая конкретная семья, какие личные стратегии он изберёт внутри хаоса, насколько лично он будет готов к предельным передрягам. Чем лучше он будет готов, тем разумнее и «общественнее» будет его участие в коллективных решениях. А может быть наоборот?

Вопросов и креативных задач масса. Но самая главная проблема, если я думаю о себе во время «национальной катастрофы», а не о стране - это не причины и источники катастрофы (что так интересно специалистам), а насколько реальны и глубоки могут быть хаос и разруха? Насколько прочным окажется социально-экономический фундамент местного сообщества в котором я живу? Насколько катастрофоустойчивыми окажутся минимально необходимые общественные институты (суд, полиция, муниципальная власть, водопровод и канализация)? Насколько вынослива у нас коммунальная инфраструктура (не только «железки», но и люди, и правила).

Условно говоря, если восставшие «креативные массы» в пух и прах разнесут правящие режимы в Москве и в Перми, могу ли я рассчитывать, что общественный транспорт продолжит работать, а полиция не разбежится? Могу я надеяться, что новая власть сформируется быстро и будет состоять из вменяемых и более или менее квалифицированных людей и общество их примет? Или сегодняшняя Россия не на таком прочном фундаменте загнивает как Советский Союз - стоит только выдернуть авторитарный стержень и всё посыплется, «хаос на следующий день после праздника»?

Или если цены на нефть будут падать и падать, а мировой экономический кризис будет нарастать и нарастать ещё несколько лет, могу ли я рассчитывать, что это не приведёт к обрушению национальной пенсионной системы и к массовой безработице? А если приведёт, могу ли я рассчитывать, что даже отсутствие пенсий и массовая безработица не приведут в наше время к голоду в России, а внутренние ресурсы и адекватная политика властей смогут обеспечить нам самозанятость и нормальное погружение в натуральное хозяйство? И главное: могу ли я рассчитывать, что мои земляки выдержат всё это и не пойдут в разнос? Смогу ли выдержать я? Я не знаю.

Или если Россия увязнет-таки в новой кавказской войне, большой, нешуточной, с реальным, хорошо организованным международным джихадом, с пассионарными «северокавказскими имаматами» на «острие удара», с серьёзными подначками со стороны Турции или Ирана, или Ирака или прочих возможных желающих - могу ли я рассчитывать, что терроризм не захлестнёт страну, военные справятся со своими задачами, правоохранители - со своими, русские фашисты не начнут линчевать кавказцев, а те не начнут партизанскую войну в наших городах. Может ли Россия породить режим, который способен справится с такой современной войной: масштабной, кровопролитной, но без линий фронта? Тем более, у меня такое ощущение, что по массовым общественным нравам мы всё-таки ближе к Ливии и Сирии, чем к Франции и Швеции, не смотря на христианскую вскормленность, цвет кожи и Толстого с Достоевским.

Кстати, если дело всё-таки дойдет до худшего: до обрушения системы общественной безопасности и уличных боёв - кого простолюдину-обывателю больше бояться: правительственных регулярных войск, хорошо вооружённых банд полицейских, плохо вооруженных банд гопников, хорошо организованных боевых отрядов политических партий или частных армий олигархов? И как вообще с ними сосуществовать: тихо платить дань или с нуля создавать домовую или квартальную милицию, или ещё как?

Серии таких вопросов можно продолжать. Но обобщая, получается так: чтобы проектировать себя в «национальной катастрофе», я не знаю насколько прочна социальная ткань моей страны, насколько укоренены, ответственны и катастрофоустойчивы наши элиты и заполненные ими властные институты, насколько ещё прочно и выносливо для таких испытаний российское то ли население, то ли народ. Одним словом, я не знаю есть ли вообще ещё порох в российских цивилизационных пороховницах? Кто сможет дать ответ?

Я допускаю, что профессиональных экспертных ответов на эти вопросы просто нет (хотя бы всё потому же, что «общественных наук» как наук нет или потому, что вопросы эти абсолютно выдуманные, а на выдуманные вопросы не может быть реальных ответов). Тогда я плюю на всю эту заумь и включаю здравый смысл: если я не знаю чего ждать, но чувствую, что ждать осталось недолго, значит надо готовиться к худшему.

«Худшее» - это значит, что в случае серьёзного катаклизма в стране очень быстро всё развалится и какое-то относительно долгое время ничто из привычного функционировать не будет. Моя задача в таких условиях выжить и быть готовым вовремя и активно включиться в новую общественную самоорганизацию, что должно обеспечить мне достойную социализацию после преодоления катастрофы.

Вариантов множество. Самый простой и очевидный: организованно, но без фанатизма закупаю спички, соль, сахар, крупы, тушёнку - по крайней мере на пол года запасов семье должно хватать, организую их хранение. Добываю или мастерю маленькую «буржуйку» или что-то вроде того. Обязательно нужно что-то для самообороны: сгодятся газовые баллончики и электрошокеры. Но электричества может не быть, а баллончики всего лишь баллончики, поэтому, «классические пороховые заряды, упакованные в патроны и заткнутые пулями» (можно резиновыми) остаётся самым надёжным средством. Ну и так далее.

Есть варианты для особо продвинутых. Например при коммунальном коллапсе, то есть при отсутствии в домах электричества, газа, воды, отопления и неработающей канализации жить на верхних этажах многоэтажных домов - сущее наказание. А жить на нижних этажах опаснее по криминальным причинам. То есть, надо загодя переселяться на средние этажи.

Некоторые считают, что в условиях надвигающегося хаоса накопления нужно вкладывать в собственное здоровье (готовиться к обрушению системы здравоохранения). Другие считают, что вкладываться надо в возможную в будущем хаосе «натуральную валюту», но не факт, что это будет золото. Или вкладываться надо в очевидные будущие дефициты с высокой «социальной стоимостью» - в спиртное, например. Ну и так далее, и так далее, и так далее.

Самое, по-моему, непонятное и сложное: с каким «общественным капиталом» мне желательно войти в «катастрофу» и можно ли его «заработать» до того как? «Общественного капитала» (доверия и готовности к сотрудничеству) заключённого в моей семье может не хватить, и в смысле добывания пропитания и энергоресурсов, и, особенно, в смысле обеспечения безопасности.

Во время «худшего» у меня должен быть очень надёжный «ближний круг». Кто его может составить? Многовековой опыт человечества вроде бы подсказывает, что друзья-приятели, даже в самом большом количестве в периоды предельных испытаний основу такого круга составить не могут. Вряд ли «социальной базой» личного выживания могут стать большинство существующих сегодня социальных сетей - досуговые связи, даже по самым благородным или интимным мотивам, при серьёзных катаклизмах, как правило, распадаются первыми. Прочными отношения делают: кровные узы, совместные реальные риски и общая продуктивная деятельность с социально значимыми результатами. Что это значит? Срочно налаживать и серьёзно вкладываться в родственные связи? «Увлекаться» в хорошей компании экстремальными видами спорта? Вливаться в этнические, политические или гражданские сообщества (не формально, а реально - по-активистски)?

А как будет выстраиваться новое доверие и самоорганизация во время хаоса, как и кому доверяться в условиях, когда каждый сам за себя или, не дай бог, все против всех? Или вообще не надо и бесполезно по этому поводу напрягаться - как придёт время, инстинкты подскажут?

Да, выглядит всё это как-то параноидально. Но кто уверен, что думать об этом совсем не нужно?

Я ни в коем случае не специалист в вопросах выживания (скорее наоборот: мыследействовать, опираясь на желание максимального продления жизни - мне скучно) и всё выше написанное - это не рецепты и даже не предложения, это всего лишь постановка проблемы или проблематизация неочевидного.

Пермская гражданская палата