Утром 18 декабря 2011 года ушел Вацлав Гавел.

Когда речь заходит о моральности в политике, его имя вспоминается первым. И после упоминания Гавела продолжать ряд безумно тяжело. Он оказался человеком, способным поднять нравственную планку в политике до такой высоты, до какой поднимаются единицы. Поднимаются, подтягивая к этой высоте всех остальных. Ему принадлежит высказывание, которое, пожалуй, объясняет его потрясающий путь в политике лучше многих других: «Политика не есть искусство возможного; политика — искусство невозможного».

Будучи от природы отнюдь не богатырем, он проявлял чудеса мужественности. Выйдя в очередной раз из тюрьмы, и предупрежденный о неминуемом аресте в случае продолжения политической деятельности, он мог спустя всего несколько дней написать обращение к народу, распространить его, и снова оказаться за решеткой. Многие, кто оказался на Вацлавской площади в день победы Бархатной революции, увидев Гавела впервые в жизни, были раздосадованы тем, что перед ними был не двухметровый исполин, а невысокий, светлый, улыбчивый человек.

Так получилось, что мы знакомились с ним дважды: один раз заочно -- в 2005 году, второй, очно, в 2007. Весной 2005 года, когда организовывался Белорусский Свободный театр, через своих друзей мы обратились к Вацлаву Гавелу и Тому Стоппарду с просьбой стать попечителями создаваемого театра. В итоге, два драматурга, которых в жизни связывает многолетняя дружба, ответили согласием, став не только патронами театра, но и его друзьями.

С Гавелом мы впервые встретились очно в августе 2007 года, когда он пригласил нас приехать в Градечек, культовое место в Татрах, где располагаются загородные дома Гавела и его друга режиссера Андрея Кроба. Именно там, в Градечке, в годы коммунистической диктатуры, проходили подпольные театральные фестивали, которые не прекращались даже в то время, когда Гавел был президентом. От той встречи осталось несколько воспоминаний. Одно из них -- Вацлав Гавел, одетый в майку с логотипом Белорусского Свободного театра на груди, вывешивает из окна второго этажа дома бело-красно-белый флаг.

Еще одно. Раннее утро. За столами и на траве сидят люди, спокойно разговаривающие, словно не было позади бессонной ночи. По поляне Гавел прогуливается под руку с красивой светловолосой девушкой, что-то ей рассказывая. Она говорит: «Господин президент, если бы мы сделали сейчас нашу фотографию ее можно было бы продать в бульварную газету тысяч за двадцать крон, а потом поделить деньги». Гавел, без тени улыбки, отвечает: «Как это пополам? По-моему, из нас только я президент». Вся поляна хохочет.

Мы трижды играли спектакли по его приглашению. Один раз в Градечке, уже в 2008 году -- в компании еще одного нашего друга Андрея Санникова; дважды -- в зале Фонда Гавела в Праге. И один раз организовали показ по его пьесе в Минске, в подполье. Наш друг Рене Левински смог привезти в Беларусь театр «На Таху» со спектаклем «Протест» по пьесе Гавела. Мой друг Дима Бондаренко, посмотрев этот спектакль, рассказывающий о конформизме во времена коммунистической диктатуры, сказал: «У меня ощущение, что Гавел понимает нашу ситуацию лучше, чем мы сами».

Даже уход со своего президентского поста Гавел «конвертировал» в драматургию, создав блестящую пьесу «Уход», а затем и киносценарий по ней. Он вложил в ее создание все оставшиеся драматургические силы, мобилизовавшись на писательство, которым не занимался к тому времени почти 20 лет. И у него снова получилось.

Последняя встреча была у него дома. Мы долго говорили, записали интервью для фильма, выпили по рюмке белорусской водки за то, чтобы в Беларуси все изменилось. Уже тогда мы знали, что жить ему осталось недолго. Но его жизнелюбие раз за разом побеждало болезнь, и мы получали от его бессменного помощника Мартина Видлака долгожданное «ему немного лучше». Том Стоппард навестил его в ноябре. Мы спросили, как он, Том ответил: «Мы попрощались».

В середине прошлой недели, когда мы готовили Манифест людей искусства о солидарности с Беларусью, который должны были подписать выдающиеся творцы мира, Наташа написала письмо Мартину. Написала, без малейшей надежды на то, что Гавел ответит. Позавчера, в пятницу, Мартин прислал письмо, в котором говорилось, что Вацлав Гавел подписал Манифест. Мартин написал о том, что Гавел сожалеет, что сейчас больше ничем не может помочь Беларуси. А спустя сутки он ушел. Ушел от болезни, полученной несколько десятков лет назад, когда, во время его очередного пребывания в тюрьме, тюремщики отказались его лечить от воспаления легких, надеясь на то, что он умрет. Он не умер -- просто у него было впереди слишком много дел, которые кроме него никто бы не сделал.

Вечная память.

Николай Халезин

Хартыя'97